Герб города Кирсанова

Не позволя душе лениться...

В канун 45-летия Великой Победы в авиатехучилище гражданской авиации был вечер для ветеранов Великой Отечественной. Вперемежку с поздравлениями выступали они сами. Говорили о прожитом, вспоминали самые волнующие фронтовые события. То же самое собравшиеся ожидали услышать, увидев за столом-трибуной Владимира Гавриловича Ковалева с двумя орденами Великой Отечественной войны, двумя медалями "За отвагу", другими боевыми и трудовыми наградами. А Владимир Гаврилович в наступившей тишине стал читать стихи. И вовсе не о войне, а самые что ни на есть мирные: "Не позволяй душе лениться и день, и ночь. И день, и ночь..." В первое мгновение показалось, что стихи не совсем уместны. Однако сомнение тут же рассеялось, потому что строфы поэта Заболоцкого - о вечной битве человека с самим собой. За звание Человека. За высокий смысл Жизни...

Невольно вспомнилось: много лет был Ковалев заместителем начальника училища по учебно-производственной работе. Проще - руководил учебными практиками курсантов. Нынешний учебный аэродром почти со всеми марками самолетов и вертолетов, хорошо оснащенные производственные мастерские - во многом плод его неустанных забот, отмеченных орденом Трудового Красного Знамени. До того он был старшим преподавателем и начальником цикла по конструкции летательных аппаратов. Глубоко сведущим в дисциплине, которую вел. С кругозором, далеко выходящим за рамки узко специализированного предмета. И на всех должностях - человеком безукоризненной честности, начисто лишенным способности пользоваться служебным положением в личных целях.

И еще вспомнилось: в авиатехучилище Ковалев прибыл в 1961 году по окончании Ленинградской Академии Министерства гражданской авиации, имея диплом с отличием. Прибыл с семьей, в которой кроме него и жены были две дочки и мать Владимира Гавриловича. Поселился в скромной двухкомнатной квартире с минимальными коммунальными удобствами. В ней и живет по сей день, кое-что благоустроив. Живет, правда, уже вдвоем с женой Клавдией Ивановной. Матери давно не стало. А дочки, закончив школу с золотыми медалями, завершили потом учебу в Киевском институте гражданской авиации и работают по своим специальностям: одна в Москве, другая - в Новосибирске.

Эти воспоминания повели другие - о том, какой хороший Владимир Гаврилович муж и отец, а теперь вот дед. Сколько много в нем доброго жизненного заряда, душевной чистоты и открытости. Память приводила убедительные примеры всех этих качеств. Но стихи приоткрыли новый пласт характера Ковалева, родили желание узнать о нем больше.

И вот та самая двухкомнатная квартира. В совсем не просторном зале высокий книжный шкаф, плотно уставленный книгами. Среди них есть и на английском языке. Учась в академии, Владимир Гаврилович занимался в английском клубе. Довольно свободно читал на этом языке. С помощью словаря мог переводить немецкие тексты: На другой стороне той же стены зала пианино. За него садятся, когда приезжают в гости, дочери Ковалевых, в свое время окончившие музыкальную школу. Теперь уже для двенадцатилетней внучки у Владимира Гавриловича припасено задание - разучить и сыграть для него полонез Огинского... Телевизор, диван, круглый стол посередине комнаты. Все просто. Ничего лишнего...

Впрочем, вещи словно исчезают, когда Владимир Гаврилович начинает рассказ. Подчиняясь ему, полному живых деталей и ярких подробностей, перед глазами встает утонувшая в сугробах предвоенная эвенкийская Тура. В дом Ковалевых (отец Владимира Гавриловича в конце тридцатых годов работал заготовителем пушнины) приходят люди в меховых одеждах. Откинув меховые капюшоны, садятся на пол, закуривают длинные оловянные трубки. Начинают неспешный разговор, который Ковалевы понимают в основном с помощью мимики и жестов. Где-то посередине мать Владимира Гавриловича вдруг выясняет, что один из пришельцев, аппетитно сосущих трубку, - женщина. Рядом - ее муж. А где-то на улице (на шестидесятиградусном морозе) оставлены двое "баранчуков". Мать пулей выскакивает за дверь и недалеко от оленьей упряжки находит засунутые в сугроб вертикальные меховые свертки. Она возвращается с ними в дом. Раскутывает меха и в глубине их обнаруживает темных от копоти и лоснящихся от жира симпатичных малышей. Те таращат бусинки глаз и терпеливо ждут, когда их родительница с помощью гнилушки осушит подмокшую часть "одежд".

Жизнь Ковалевых в Type прервала война. Отца призвали почти сразу. Отправили к месту формирования си6ирских полков и дивизий. А мать с сыновьями вернулась под Кемерово. Там Владимир Гаврилович, тогда просто Володя, закончил девятый класс. И тоже получил повестку из военкомата.

Из них, вчерашних школьников, решили сделать истребителей немецких танков. Месяц учились они рыть глубокие окопы, метать двухкилограммовые специальные гранаты, стрелять из винтовок больше собственного роста. И все - при сильной жаре и постоянном чувстве голода, потому что к месту их учения в горах продукты почему-то не подвозили.

Истребителями танков они не стали. Но тот месяц стал для Ковалева первой пробой характера. Он исхудал, как и другие. И выматывался не меньше, а больше тех, кто был физически крепче, но не позволял себе ловчить и хныкать, хотя хотелось и того, и другого.

И вот новая проба. Арттехническое училище зенитной артиллерии. Нормальный срок обучения в нем два с половиной года. А им из-за военной поры предстояло закончить основной курс за полгода. Занятия шли по двенадцать часов. А до них прямо с двухъярусных нар к речной проруби, что за полкилометра от казарм, - умываться. Туда и обратно бегом. Завтрак в считанные минуты. За посторонние разговоры: "Встать! Сесть! Встать! На выход!". И учеба, учеба до полной отдачи. Спать валились камнем. И случилось такое. Один из курсантов, разбуженный ночью для внеурочного наряда, отказался подчиниться. И был суд. Не товарищеский. Настоящий, военный, по законам военного времени. Курсанта приговорили к семи годам лишения свободы с отправкой на фронт в штрафной батальон.

Ковалев выпустился в срок. Получил назначение под Москву. Но не в артиллерийские, а воздушно-десантные войска. Прочем, как оказалось, находящиеся в резерве Верховного Главнокомандования. Они должны были быть готовыми вступить в боевые действия в любой момент, и для этого все время оттачивали мастерство и выучку. Сержант Ковалев научился прыгать с парашютом, делать все остальное, что нужно десантнику. И наступил день, когда его подразделение было срочно направлено в район литовской границы. Им предстояло выброситься в тылу у немцев. Но случилось так, что те узнали о готовящемся десантировании. Стянули к месту предполагаемой высадки немалые силы. А советские наземные войска, узнав в свою очередь об этом, окружили немцев и разбили их.

Так Ковалев, не побывав в бою вместе с друзьями - десантниками, стал косвенно причастен к одной из побед в Великой Отечественной войне.

А потом были настоящие бои. Один из таких Владимир Гаврилович принял весной 1945 года на территории Венгрии. Их полк, входящий в состав 104 воздушной десантной дивизии, в которой Ковалев был вторым номером пулеметного расчета, шел от Будапешта к озеру Балатон. Не доходя до него, им довелось стать преградой для продвижения группы немецких танков, причем на местности, явно выгодной для врага.

Решающую роль в том бою сыграли пулеметы, а точнее два пулемета, за одним из которых был Ковалев. Они заняли наиболее удобные позиции у горушек, расположенных наискосок друг от друга. Из-за рельефа местности танки непременно должны были идти мимо них, сначала мимо одного, потом мимо другого пулемета. Они не прошли дальше другого. А когда закончился бой, принесший немалые потери обеим сторонам, советские бойцы к немалому удивлению и радости нашли в одном из подбитых танков красное бархатное полотнище с золотыми кистями. На нем была нашита фашистская свастика и вышита надпись "104 танковая дивизия имени Адольфа Гитлера". Удивление и радость от неожиданного трофея усиливало совпадение в номере дивизий 104 воздушная десантная советская одержала победу над 104 танковой немецкой.

Потом были бои в Альпах, в Австрии. Каждый уносил человеческие жизни, В Вену они вступили только с третью численности полка. А перед Веной был Баден, город удивительной красоты, где на фоне величественных зданий на телефонных и телеграфных проводах висели русские солдатские ботинки. Это советские бойцы бросали вызов кичливой Европе: "Дошли!".

А еще перед Веной был бой, в котором пулемет Ковалева вышел из строя. Это случилось в острой критической ситуации, и чтобы спасти ее, товарищи Ковалева и сам он, в стремительном порыве бросились на вражеские окопы. Там Владимир Гаврилович овладел немецким пулеметом и уже до конца войны не расставался с ним, более легким и более надежным, чем отечественный.

В cтолицу Австрии они вошли Первого Мая. Вена встретила их ликованием улиц, буквально запруженных народом. От крыш многоэтажных домов, почти до земли спускались красные стяги. В ход пошли немецкие знамена. И флаги, с которых была спорота фашистская свастика.

А потом они двинулись на Прагу. 8 мая 1945 года, не доходя до нее около шестидесяти километров, узнали, что война закончена. И в честь этой долгожданной вести разрядили в воздух свои автоматы.

Демобилизовали Владимира Гавриловича в 1947 году. Дом его встретил откровенной нуждой. Отец погиб на фронте. Мать, работавшая уборщицей, едва сводила концы с концами. А он решил продолжить учебу. Поступил в авиационный техникум в том, в чем пришел с войны да с продовольственными карточками на продукты, месячную норму которых можно было съесть за неделю. Продержался год - помог горох, который запасли с другом во время летней работы в колхозе. Одежде, однако, замены не было. И неизвестно, как бы поступил Ковалёв, если б не увидал случайно объявление о приеме в Троицкое авиатехническое училище гражданской авиации. Решающую роль сыграли строки, в которых говорилось, что курсантов кормят и одевают бесплатно.

Он окончил училище с отличием. Долго работал авиатехником и техником-бригадиром в Новосибирском аэропорту. В 1955 году получил звание "Отличник Аэрофлота" за образцовое обслуживание особо ответственных авиарейсов и высокую дисциплину. А через два года поехал учиться в Ленинградскую Академию.

Диплом с отличием этого высшего учебного заведения давал Владимиру Гавриловичу право выбора места работы в больших городах. Он выбрал Кирсанов. И положил на дело, какое стал исполнять здесь, большой труд души. Он не дает ей покоя и теперь. Оформившись на пенсию, стал работать радистом-оператором, возглавляет Совет ветеранов войны и труда авиатехучилища. Следя за событиями в стране, как честный коммунист, остро переживает за процессы деформации в обществе. Он и теперь убежден в правоте стихов Заболоцкого:
- Душа обязана трудиться - и день, и ночь. И день, и ночь...
4 декабря 1990 г.

Наверх