Герб города Кирсанова

Дед мороз? Нет, Иван Степанович!

В предновогодье лес всегда манит особой таинственностью. В белоснежном уборе, величаво-задумчивый, он действительно видится местом, где живут разные сказочные герои, в том числе обязательный для Нового года Дед Мороз. Так и кажется, уйди от пригородной лесной зоны куда-то подальше, скажем, в покрытую синевой манящую даль Дербенского лесничества - и встретишь его, Деда Мороза. А вот и впрямь движется по сосняку высокая крепкая фигура. Закидывая голову к высоким вершинам, гладит рукою желто-золотистые шершавые стволы. Выйдя на опушку, всматривается, в темнеющую на горизонте дубраву. А потом поворачивает туда, где стоят, будто девчушки-малолетки, вихрастые сосенки в снежных белых косынках.

Человек без усов и бороды. Но годами не молод. И заботы у него подстать истинному хозяину леса. Впрочем, Иван Степанович Синегубов именно из таких. Звали его лесником в Дербенское лесничество давно, да все не мог расстаться с хлеборобским делом. Лишь когда остался в родном уметском поселочке среди жилых, считай, один его дом, решился на перемену жительства и работы.

Было это в 1970 году, когда Ивану Степановичу шел уже сорок седьмой год. Лес он любил всегда, но понимал в нем, откровенно говоря, мало. Деревья и деревья - красиво, конечно. Умел еще выбрать подходящую орешину на удочку. А так, чтобы разбираться в лесных тонкостях, этого не было. На первых порах он даже блудил в лесу, что, впрочем, нехитро: Дербенское лесничество размахнулось - раскинулось на девять с лишним тысяч гектаров, а обход Ивана Степановича - на семьсот двадцать га. В нем и кварталы спелого леса, в которых дубам лет за семьдесят, а соснам - по сорок-сорок пять. В нем и поросль деревьям-ветеранам на смену, и едва зарождающаяся новая жизнь. И везде свои удивительные тайны, не зная которые ты для леса чужой.

Синегубову те тайны - раскрытая книга, в том числе страницы, которые относятся к жизни лесопитомника. Ему не надо теперь рассказывать, сколько и какого труда требуется положить, чтобы из глянцево-шоколадного желудя, соснового или кленового семечка проклюнулись и поднялись потом саженцы, чтобы укоренились тополиные черенки для полезащитных полос, а корни молодых лиственниц или березок не повредились при перевозке. Как истинный хлебороб, он всегда знал цену весеннего дня, но, пожалуй, никогда не думал, что не менее дорожат им лесоводы. И теперь не хуже опытных знает, какую силу против снега имеет торфяная крошка, как пользоваться ею, чтобы "открыть" питомник пораньше к весенним работам. Потому что к сроку, как подойдет почва в полях и приовражных, полосах, саженцы должны быть готовы: сосенки-двухлетки выкопаны, выбраны вручную, пересчитаны по сотням и прикопаны. Березки, дубки, топольки тоже обихожены как надо. А едва посадили их на отведенное место на радость и красу земную, наступила пора прополки. У каждого стебелька, почти неотличимого от других травинок. Два - три года ползать на коленях, чтобы не забил их сор. Поить водой и укрывать от солнышка, спасать от болезней. Да и тем саженцам, которые покинули питомник, долго, едва ли не всю жизнь, нуждаться в уходе.

Синегубов и прежде не жаловал тех, кто бездумно ломал деревья, теперь каждая сломанная сосенка будто его личная боль, особенно если сломана та, что удалась и статью, и к месту пришлась. Такие у Ивана Степановича на особом догляде, хотя их не единицы, а сотни. Душа у него болит за каждую, особенно в предновогодние дни, когда красавицам-сосенкам, девочкам-восьмилеткам угроза наибольшая. Впрочем, и соснам постарше не стесняются лесные воры вырубить для короткой утехи пушистую макушку, обрекая тем дерево на непригодность. Иван Степанович переживает тогда и за поруганную красу, и за ущерб, а еще за людей, которые лелеяли и пестовали сосенку от малого семечка. Понимая, однако, что без елки-сосенки новогоднее веселье неполное, еще заранее наметил он для поставки в торговлю почти полтысячи хвойных вершинок, полученных от рубок ухода за молодняком.

А вообще в зимнем лесу топор стучит постоянно, чаще всего на делянках, где идут лесовосстановительные рубки, где спелому лесу пришел срок уступить место новым посадкам. Определяют те сроки другие компетентные люди. Иван же Степанович отводит для рубки делянки. И всю зиму ездит на них вместе с лесорубами-вальщиками как бы старший над бригадами. Лес он, правда, не валит, хотя и знает теперь все тонкости этого непростого дела. Находясь на эстакаде, где идет разработка древесины, следит, чтобы не было ошибок в ее сортировке - на деловую ли, на дрова, на столбы или на нужды деревообрабатывающего производства. Кстати, в последние годы в летнюю пору Синегубов сам берется за поделку срубов для сараев и колодцев и преуспевает в этом неплохо. Может готовить и клепку для бондарного цеха, и пильные заготовки для деревообработчиков. А на зимней делянке ко времени обеденного перерыва он становится поваром. Из заранее выписанных продуктов готовит для обеих бригад еду, благо дров для печки в домике - будке не занимать.

Девятнадцать лет лесничествует уже Иван Степанович. Среди неоглядного лесного массива, среди приовражных и полезащитных полей с особой теплотой выделяет те, что посажены и выращены с его участием - дубовую рощу в сто двадцать втором квартале (черешчатые дубки там уже почти трехметрового роста), березовые н тополиные лесополосы на бывших земляных неудобьях (в них ищут теперь свое счастье грибники), а еще ленты тополей с рядками красной рябины вдоль полевой дороги.

Зимою, как повсюду, там бело от снега. Бело и вокруг лесного кордона, где живет Синегубов. Кордон чуть на взгорке. Внизу под ним - сосны, молодая ольха, осины и вязы. На фоне их Иван Степанович и вправду напоминает Деда Мороза. Впрочем, он и есть дед, по крайней мере, для своих восьми внуков. Детей же у Ивана Степановича четверо. Один из сыновей, Виктор, работает тоже в лесу, и, кто знает, может со временем станет заменой отцу в его хлопотливых заботах о лесе.
1 января 1990 г.


Наверх