Герб города Кирсанова

Изюминка

Знаете, что самое трудное для журналиста? Найти хорошего рассказчика, человека, который умел бы видеть в другом что-то такое, только для него характерное. Ведь как нередко бывает? Председатель профкома, начальник цеха или другой какой руководитель, предлагая написать о передовом рабочем, сыплет в общем-то правильные, а по сути мало о чем говорящие фразы: "добросовестный", "трудолюбивый", "старательный". А попросишь перейти к более конкретным фактам, охарактеризовать человека так, чтоб ожил он в своей самобытности, стал отличен от многих других добросовестных и старательных, рассказчик сразу умолкает. В лучшем случае, посмотрев в анкетные данные, назовет год рождения и стаж работы передовика. В колхозе "Вперед к коммунизму" мне тоже не сразу повезло. Прежде всего крайне удивил секретарь парторганизации. Он вообще не смог назвать ни одной фамилии колхозника, заслуживающего внимания газеты. Ссылался то на короткий срок своей работы в колхозе (хотя он равняется уже году), то на большую занятость, то еще на какие-то причины, из которых виделось лишь одно: мало, очень мало знает парторг своих людей. Может, так и пришлось бы уехать из этого хозяйства ни с чем, не повстречайся я с Любовью Андреевной Ломовцевой, бухгалтером по животноводству.

У нее в тот день разболелись зубы, и поначалу она очень неохотно вступила в беседу. Но вскоре оживилась, и уже через полчаса я знала имена многих замечательных людей села Овсяновки. И не просто имена. Передо мною вставали их лица, характеры, привычки, Любовь Андреевна с необыкновенной легкостью в каждом из них находила свою "изюминку". И к концу беседы мне уже казалось, что лично знакома с супругами Селиверстовыми, Кудимовыми, дояркой Анастасией Куликовой и еще некоторыми колхозниками колхоза "Вперед к коммунизму".

Я начала уже прощаться, когда Любовь Андреевна вдруг радостно спохватилась:
- А про Симу-то Соболеву я вам забыла сказать. Вот уж человек так человек. Награждена орденом "Знак почета", юбилейной медалью. Днюет и ночует на ферме, потому и надоев самых высоких добивается, И ведь уж не молоденькая: пенсию заработала, а все с фермой не расстанется. Да по виду и не дашь ей 58, самое большое - лет 48-50. Румяная, круглолицая, красивая. A вce потому что Сима, вернее Серафима Ивановна, добрая. Она никогда никого не обидит, на душе у нее от этого легко, и работа спорится.
- Ну, а в чем все-таки эта доброта проявляется?
- А вы послушайте, как она со своими коровами разговаривает. Хотя что я о коровах... В войну с тремя ребятишками осталась, хватила лиха, а деда Никанора не бросила. Дед этот - какой-то родственник по мужу - перед войной жил у Соболевых. Совсем уже старенький, немощный. В голодные-то годы всякий чужой рот был лишним. А Серафима так и оставила деда Никанора жить у себя, допокоила его до самой смерти, хотя муж с войны так и не вернулся. А сейчас у нее совсем чужая старушка живет. Еврейка, эвакуированная на Тамбовщину во время войны вместе с мужем. Муж давно умер, а она так и осталась в Овсяновке. Жила то в одном доме, то в другом, будто бродяжка. Глаза у нее больные, ну иные и брезгуют, А Серафима и позвала ее к себе: "Иди, говорит, живи, места в доме хватит". И плату с нее за постой никакую не берет.

Любовь Андреевна еще говорила про Соболеву, а мне все сильнее хотелось встретиться с Серафимой Ивановной.
- Да она сейчас, наверное, на ферме. Как раз дойка. Там и увидитесь.

И верно, Серафима Ивановна была на ферме. Заканчивала уже доить двенадцатую корову. А всего их у нее - пятнадцать. Лучшие - Химара, Львица, Кнопка, Роса, Темка... А с Новагой как намаялась. Зашибла та сосок, всe в один голос: толку не будет. Только Серафима Ивановна не отступила. Терпела от коровы удары ногами и рогами, ходила с синяками, а испортиться ей не дала. Раздоила больной сосок, выправилась Новага... И телят почти всегда удается сохранить, в этом году опять без падежа обошлось... Дояркой она - не так давно: восемь лет. А вообще в колхозе со дня его основания. Была птичницей, работала на свекле, делала многое другое, пока не попала на ферму. Теперь бы можно отдохнуть - дети взрослые, да как же без дела?

Все это легко и просто, будто давней знакомой, поведала Серафима Ивановна, пока доила остальных коров. А потом мы беседовали с ней дома. Соболева рассказывала про сына (он в соседнем колхозе "Память Кирова" работает пастухом), про дочек - одна живет в Мурманске, другая - с мужем-офицером в Германии. Обещаются вот-вот приехать. По этому поводу и уборкой генеральной занялась, пусть извинят гости за беспорядок в доме.

Но напрасно Серафима Ивановна извинялась. В просторном зале веяло уютом, достатком. Во всем чувствовался заботливый женский глаз. И я все ждала, когда Соболева заговорит о старушке-еврейке, которой предоставила кров. Но Серафима Ивановна за все время беседы ни pазу не обмолвилась о ней, и я, уж было, начала думать, что старушка живет теперь в другом месте. Не вытерпев, сама спросила об этом.

Серафима Ивановна внезапно сконфузилась:
- Это кто же вам про Руфу сказал? Как же, живет она у меня. Уже пятый год живет. Пенсию получает небольшую, да все равно и постель ей справила, и кое-что из одежды. На той неделе вот валенки купила. Говорю: "Питайся, Руфа, со мной, а деньги побереги". Так и покупаю ей обновки. Да вот и она сама.

На крыльце послышались быстрые шаги, и в комнату вошла сильно сгорбившаяся старушка. Белый платок низко нависал над ее подвижным морщинистым лицом, не то оберегая больные глаза от яркого солнца, не то скрывая от любопытных взглядов красные обезображенные веки. Старушка с удивительной живостью подошла к столу, положила газету, сказала Серафиме Ивановне:
- Сегодня одна "Сельская жизнь", да два письма тебе. На-ка, не затеряй.

Я попробовала узнать у Руфины Менделеевны, сколько ей лет. Но она только засмеялась в ответ: "Старая я". Быстро ушла на кухню и уже оттуда начала выговаривать Серафиме Ивановне за какой-то непорядок.

Та встала, успокоила старушку:
- Ладно, ладно, Руфина, видишь, уборка у нас. Сейчас вот провожу гостей и примусь за дело.

И пояснила мне, как бы оправдываясь:
- Старые, они все колготные да беспокойные. И мы, наверное, такими будем. Приходится уступать. Как же иначе? Иначе жить будет трудно.

И я опять вспомнила Любовь Андреевну Ломовцеву и опять подивилась, как верно она подметила самую главную черту характера С. И. Соболевой, ее "изюминку" - большую человеческую доброту.
Август 1988 г.

Наверх