Герб города Кирсанова

Большая жизнь

Ирина Андреевна Агафонова, в девичестве Манушкина, родилась в Вячке. Когда было ей за тридцать, переехала с семьей в поселок Советский и всю трудовую жизнь провела там. Потом жила в семье старшего сына. После его смерти - у внучки. А несколько лет назад привез ее в Кирсанов младший сын Виктор Игнатьевич. С ним и живет она в жилом массиве авиатехучилища гражданской авиации, в квартире на третьем этаже. В магазин Ирина Андреевна нередко ходит сама, не слишком затрудняясь в одолении лестничных маршей. Зрением довольна: "В иголку без очков вдеваю". Слухом, правда, слишком похвалиться не может. Зато живостью ума может посоперничать с иным молодым.

А в паспорте у Агафоновой четкая дата рождения: 8 марта 1895 года. Значит, в 1991 году исполняется Ирине Андреевне девяносто шесть лет.

На этот подсчет она откликается с большой бодростью, хотя не без сожаления:
- Знаю, дожила бы до ста, если бы прошлой зимой не переболела двумя гриппами. Повлияли они на мое здоровье. А до того никаких болезней не знала. Но и теперь стираю на себя сама. Когда и сыну, что полегче сполосну. Пол подмету, уборку небольшую сделаю. А больше читать люблю. Из газеты "Труд" интересные статьи складываю. В "Ленинце", когда доведется где взять, первым делом сводку по молоку смотрю. А вообще интересуюсь и политикой, и всем остальным. И в последнее время все тревожусь, неужто наше государство к старому вернется. К тому, что было до 1917-го.

О том, что было, Ирина Андреевна рассказывает с особой горячностью:
- Земли в семье свекра, куда вышла замуж, было всего 25 сажен. А ртов восемь. Чтоб прокормиться, брали в наем помещичью землю - по тридцать два рубля за десятину. Помещицей в Вячке была княгиня Борякина. Только мы ее не видали, жила она где-то далеко. А в имении распоряжался управляющий. Он и землю нарезал, и на работу брал. Мы со свекром сколько раз нанимались, чтоб копейку добыть, обувку купить. Ведь, считай, до морозов босиком ходили.

И в родительской семье Ирины Андреевны была та же нужда. Из девятерых детей, каких родила мать, выжило четверо. Да и те хорошего не видали. У белого хлеба толком и вкуса не ведали. Случалось, раз-два в год привезет отец из города булочку для старой своей матери. Подаст ей на печь. А та по крошке разделит внукам... Ирина так хотела учиться. А и двух классов не закончила. Весной, в половодье, в лаптях раз-другой накупалась, вот и конец науке.

Замуж ее выдали, как сказала она не без юмора, "пол-семнадцатого", то есть шестнадцати с половиной лет. Было это в 1911 году. В 1913-м родился сын Серафим. В 1914-м мужа, Игната Константиновича, забрали на первую мировую войну. И она стала солдаткой. В ту пору больше всего и нанималась вместе со свекром и остальными семейными на полевые работы в имение.

- Рожь убирали. Просо пололи. Как сейчас вижу. Привезут на поле в бочке воду. Кружка большая такая, черная, одна на всех. Хлеб брали из дома свой. Зачерпнешь воды, примочишь кусок - вот и обед. Платили за работу по 15 копеек в день.

Еще и еще вспоминает Ирина Андреевна. Про кирпичный свой дом, похожий на сарай с двумя окошками (третье совсем малое, у печки). Про "свойскую", домотканую одежду. Про постоянные нехватка и недостатки.

И почти после каждого рассказа полная убеждения фраза:
- Только после семнадцатого года и зажили.
И пояснение к ней: землю крестьянам дали. А земли побольше - побольше ржицы, да еще подсолнух стали сеять. Себе стало хватать и на продажу...

Впрочем, в период революционных событий самой Агафоновой в селе не было. Незадолго перед тем нанялась она в кухарки к одному из кирсановских богачей по фамилии, помнит, Медовщиков. Владел он землей, лесом. Имел причастность к банку. Под двухэтажным домом был подвал, в котором после революции стал прятаться Медовщиков. Ирина Андреевна подавала ему туда еду, выслушивала наказ:
- Кто будет спрашивать, говори, что уехал в Тамбов.

Так и говорила, пока хозяин не решился:
- Теперь скажите, он вернулся.
Скоро его забрали приехавшие в очередной раз верховые. А Ирина Андреевна вернулась в Вячку.

В 1918 году возвратился в нее Игнат Константинович. Только сильно больной. Отравился в окопах газами. Однако через год или меньше взяли его на гражданскую. Послали отстаивать советскую власть на Дальний Восток. Домой снова приехал в 1921-м годy. Через два года родился у Агафоновых второй сын Виктор.

Ирина Андреевна опять искренне радуется:
- До 1926 года жили очень хорошо.
И тут же печалится:
- Ленин вот умер рано. А то бы и дальше также все ладно шло.
И переходит к рассказу о раскулачивании, о колхозах. Не скрывает: были несправедливости. Зря раскулачили работящих, трудовых людей, таких как отец и сын Наседкины. Ошибались с организацией колхозов. Только, по мнению Агафоновой, были они на пользу бедным людям.

- Мы сразу в него зашли. Лошадь первым делом отвели на общую конюшню. Она была самая лучшая в поселке. Оценили ее в 806 рублей. Тут же отдали всю сбрую, колоды, из чего поить. Жалости не было. Считали: так надо. Да и вправду, дело в колхозе пошло. Bсe старались.

Игната Константиновича все-таки доконала легочная болезнь, полученная на первой мировой войне. В 1939 году он умер. А тут вторая мировая. Теперь ушел воевать сын Виктор. Ушли другие мужики. И в колхозе стало трудно. Тяжелая работа. Высокие налоги. Займы.

- Сколько сил положили, чтобы оплатить их. И в войну и после войны. В колхозе уж ничего не получали. Работали, как говорили, за ветер.

Ирина Андреевна трудилась на поле, пекла для общества хлеб, принимала на постой трактористов, приглядывала за детьми, которых приносили будто в ясли. И не увидала, как пришел срок уходить на пенсию. Получала сначала, как все колхозники, чуть-чуть. Теперь получает семьдесят рублей. И довольна. И не устает повторять, что жизнь покачнулась теперь от чьего-то неразумения или злой лихости. Даже предполагает:
- Уж не потомки ли прапрабогачей стараются?

И продолжает с тем же убеждение, с каким говорила про пользу Октября и дело Ленина:
- А на коммунистов зря гонения. Конечно, были и есть лжекоммунисты. Только сколько доброго за настоящими. Ведь как жить было стали: одеваться как прежние баре. Хлеб белый и всякие лакомства - на каждый будний день. Дома, квартиры, машины... И на тебе - все расхаяли, оплевали. Поднялись на лжекоммунистов - громят всех и все подряд. Газету почитаю, и страшно становится: ну-ка старая жизнь воротится?

Ирина Андреевна опять переходит к рассказу, как жили до семнадцатого. Опять пересыпает речь словами: "босиком до морозов", "темными были", "а детей сколь мерло"... И совсем неожиданно перескакивает:
- Вот мне чего жалко. Мать Ленина не дожила до революции. Совсем мало не дожила. Не порадовалась за сына и государство.

А в это время по радио передавали выступление какого-то политического деятеля, который требовал отмены празднования Октябрьской революции. Только Ирина Андреевна Агафонова, прожившая жизнь длиною почти в целый век, его выступление не слыхала. И потому, что слышит слабовато. И потому, что была вся поглощена воспоминаниями, четко разделенными в ее сознании на темную и светлую полосы. Светлая брала начало в 1917-м.
7 ноября 1990 г.

Наверх