Герб города Кирсанова

Человек. Хирург. Гражданин.

Улица Полковая, начинающаяся от главной дороги на завод "Текстильмаш", в этом месте круто взбегает вверх. Слева на ней продовольственный магазин. Направо - тихая, уютная улица. Дома на обеих сторонах почти все сборно-щитовые, покрашенные то синей, то коричневой, то зеленой краской. Крыши железные и шиферные. Вдоль тротуаров ряды нестарых березок, тополей, сирени. В конце улицы отчетливо маячит подернутая синеватой дымкой телевизионная вышка.
На первом доме с правой стороны улицы светлая таблица с четкой надписью "Улица Глазкова".

Нечасто разные люди, независимо друг от друга, рассказ об общем знакомом начинают не только с одинаковой мысли, а и с одинаковых слов. А Мария Иосифовна Савина и Анна Петровна Чистякова свою беседу об Алексее Гавриловиче Глазкове начали с абсолютно одинаковой фразы: "Он был человеком с большой буквы".

Бывшая медсестра А.П.Чистякова сейчас на пенсии, М.И.Савина продолжает трудиться в том же больничном отделении, где работала двадцать семь лет назад с заслуженным врачом РСФСР А.Г.Глазковым. Правда, отделение называется теперь не хирургическим, а травматологическим. Изменилось расположение палат и кабинетов. Но именно здесь, по этому коридору и этим больничным помещениям, ходил Алексей Гаврилович, хирург, широко известный не только в нашем городе и районе, но и в области. Впрочем, он бывал ежедневно во всех других отделениях и хозяйственных службах центральной районной больницы, так как был одновременно ее главным врачом. Беседовал ранним утром с конюхом, (лошади были тогда главной транспортной единицей больницы). Заходил на кухню и длинным половником самолично мешал в котле, проверяя, насколько густо и аппетитно на вид варево. Заходил в лабораторию, прачечную. Заглядывал по пути в другие уголки, приветливо здороваясь с медицинским персоналом и больными.

Он никогда ни на кого не кричал, говорил всегда тихо и мягко. Но не выполнить его распоряжения люди не могли, так как не могли огорчить этим очень уважаемого и авторитетного для них человека. Так было в пору, когда Алексей Гаврилович был сравнительно молод, больницу он принял в возрасте 33 лет. Так было и тогда, когда он посолиднел и потучнел от нелегких своих болезней, лечить которые не находил времени.

Его, время, Глазков, кажется, вообще не тратил на себя. Многие годы он был единственным хирургом на весь город и район. Выполнял абсолютно все операции, в том числе касающиеся акушерства и травматологии. Не имея себе замены, он не знал и слова "дежурство".

Его дежурство не кончалось ни днем, ни ночью. Благо жил Глазков прямо на территории больницы, в доме, где теперь располагается лаборатория. Едва покидал он операционную или ординаторскую, или свой кабинет главного врача, и шел поздним часом домой, как снова звали его в больницу, так как туда опять поступал операционно-больной или становилось хуже уже прооперированному.

Молоденькие медсестры на первых порах не решались беспокоить Алексея Гавриловича - и из робости, и из жалости: не отдыхает же человек. С чувством стеснения и вины позвонила однажды глубокой ночью на квартиру Глазкова и юная Мария Иосифовна Савина. С трепетом и волнением объяснила, что у больного такого-то боли в животе. В ответ услышала, как всегда, спокойное и, как всегда, ласковое: "Не волнуйтесь, Машенька. Сейчас приду. Приготовьте то-то и то-то". Через три минуты Алексей Гаврилович входил в палату и тихо, чтобы не беспокоить остальных больных, вместе с медицинской сестрой сделал все необходимое. А когда уходил уже в третьем часу утра, улыбнувшись тепло, сказал дежурной сестричке:
- Спасибо, что позвонила. Делай это в любое время. Больной не должен ждать.

Больной не должен ждать. Больной не должен волноваться. Прежде чем отказать больному, представь, что это твой близкий. Если больному от разговора с врачом не станет легче, то тот не врач. Люби больного так, как мать любит своего дитя. Помни: слово ранит, слово лечит...- эти слова - свои и позаимствованные у знаменитых ученых-медиков - не уставал повторять своим коллегам Глазков и сам никогда не отступал от них.

Уже говорилось: Алексей Гаврилович многие годы был единственным хирургом на весь город и район. Но и когда у него появились помощники, нагрузки убавилось мало, так как к тому времени прибавились хозяйственные заботы (больница ветшала, требовала расширения), появились обязанности депутата областного Совета. К этим последним Глазков тоже не умел относиться формально. Тратил много сил на выполнение наказов избирателей, на помощь тем, кто обращался с просьбой. Но больных он по-прежнему ставил на самое первое место, не уменьшая к ним внимания ни на малую долю - за счет личного времени и личного покоя.

В конце операционного дня - таких было запланировано три в неделю, а фактически операционным был каждый день - даже молодые помощники Глазкова едва держались на ногах. Не меньше уставал и он. Но при выходе в коридор почти всегда попадал в кольцо больных или их родственников. И не только своего хирургического отделения, а и других. Даже нервнобольные (тогда они лечились в той же больнице) просили посмотреть их. И Алексей Гаврилович лишь в самых крайних случаях говорил: "Посмотрю чуть позже". А чаще сразу выполнял просьбу, никогда не ссылаясь на то, что больной не его профиля. И тому уже оттого, что его смотрел, с ним беседовал САМ Алексей Гаврилович, становилось легче.

Все, кто знал Глазкова, отмечали: у нею было очень доброе лицо. Такое, какое не позволяло сомневаться в доброте сердца. Оно и в самом деле было добрым - ко всем, только не к себе. Иначе он согласился бы на просьбу отложить ту операцию, которая оказалась последней в его жизни.

Перед ней он много дней жил в повышенном напряжении. Приближались очередные выборы в местные органы власти, и Глазков, снова кандидат в депутаты областного Совета, несколько раз выезжал на встречи с избирателями. После них у Алексея Гавриловича еще больше поднималось кровяное давление. Но он опять шел к операционному столу или по другим больничным делам. Бросился он в операционную и в ту ночь в начале марта 1960 года, когда в больницу привезли молодого парня со смертельной ножевой раной. Глазков и так готов был сделать больше, чем надо, чтобы спасти его. А парень приподнимался с носилок и просил: "Спаси, отец".

Алексей Гаврилович, несмотря на все меры, не смог выполнить эту просьбу. И принял смерть паренька так близко к сердцу, что коллеги, видя его состояние, попросили отменить наступивший с утром операционный день. Или хотя бы такую сложную и трудную операцию, как резекция желудка. Алексей Гаврилович научился делать ее одним из первых в области и делал ее блестяще. Нередко присутствовали во время операций и практиканты из мединститутов. Глазков перед тем всегда предупреждал: "Никаких разговоров. Ни малейшего шума". А когда кто-то из студентов после одной операции восторженно сказал, что длилась она несколько минут, Алексей Гаврилович сказал укоризненно: "Разве можно засекать время операции? Думать о том, сколько идет она? Думать надо о человеке, который лежит на операционном столе".

А вообще хирургию Глазков любил. Часто повторял: "Хирургия - тяжелый, тернистый путь, но всегда благородный".

Операции, назначенные на день, наступивший после трагической ночи, Глазков не отменил. И на этот раз не изменил своему незыблемому правилу: не заставлять волноваться лишний раз больного. Не нарушил даже очередность операций. Начал, как всегда, с наиболее сложной - с резекции желудка по поводу язвы желудка. Он начал делать ее в точно назначенное время. И сделал уже значительную часть, когда ассистирующая Глазкову его ученица - хирург Вера Константиновна Маренкова (скоро заведующая хирургическим отделением, впоследствии заслуженный врач РСФСР) заметила вдруг неверное движение Алексея Гавриловича. Она взглянула на него и увидела, как, придерживаясь за стол, он медленно оседает на пол. Глядя на Маренкову каким-то тягучим взглядом, он успел сказать раздельно и медленно "Я сейчас упаду". И в самом деле, упал на подставленный стул.

Операцию закончила Вера Константиновна (тот больной жив и поныне). А Алексей Гаврилович, не приходя в сознание, скончался в предоперационной, куда вывезли его на каталке.

* * *

Хирургическое отделение больницы давно находится в пристройке, вошедшей в строй уже после смерти Глазкова. В том же отделении, где работал и умер он, располагается теперь травматологическое отделение. На стене кабинета заведующего этим отделением висит большой портрет Алексея Гавриловича. Когда-то он писал историю Кирсановской красной больницы. Установил имена и фамилии всех врачей, работавших в ней со дня основания. С большим трудом нашел их фотографии и сделал с них портреты, которые долго висели в актовом зале больницы, располагавшимся на первом этаже, где сейчас кабинет старшей медсестры и соседние с ним кабинеты.

После реконструкции больничных помещений портретная галерея старых врачей, к сожалению, исчезла. И портрет самого Алексия Гавриловича - как бы напоминание о них, как еще одном свидетельстве его человечности и гражданственности.

Портрет Алексея Гавриловича есть в Кирсановском краеведческом музее, на стене, где рядом письма фронтовиков, участников Великой Отечественной войны, которым Глазков помог вернуться в строй. (Официально Алексей Гаврилович в военном госпитале, размешавшемся в старой школе № 1, не работал. Но оперировал там часто, откликаясь на просьбы персонала госпиталя). Там же на стенде хирургические инструменты и резиновые перчатки Глазкова, свидетельство об окончании им в 1928 году Воронежского медицинского института, некоторые другие документы. Там же заслуженные награды Алексея Гавриловича - ордена Трудового Красного Знамени, "Знак почета", медаль "За доблестный труд", значок "Отличник здравоохранения". А еще на стенде вырезка из газеты "Ленинец" за 1970 год со снимком ряда новеньких домов и подписью под ним: "Почти не найдешь в Кирсанове семьи, в которой с теплой благодарностью не вспоминали бы врача-хирурга Алексея Гавриловича Глазкова. Прекрасный специалист, большой души человек, он до последней минуты боролся за жизнь других и умер на своем посту у операционного стола. Кирсановский горисполком принял решение увековечить память нашего земляка, его именем названа одна из новостроящихся улиц нашего города".

Теперь этой улице больше двадцати лет. Живут на ней рабочие и служащие кирсановских предприятий и те, которые знали Глазкова лично, и те, которые лишь слышали о нем, а то, к сожалению, и не слышали вовсе. Эти последние и попросили рассказать об Алексее Гавриловиче - человеке, хирурге, гражданине, жизнь которого, прервавшись на пятьдесят восьмом году, продолжается в жизни улицы, названной его именем, в жизни его учеников и спасенных им людей.
11 ноября 1987 г.

Наверх