Субботин Ф.Ф.
Такое в Кирсанове было впервые. 9 мая 1990 года мимо ветеранов Великой Отечественной, мимо всех, кто пришел в этот радостно-горестный день на площадь Революции, поплыли портреты павших на войне земляков. В скорбном шествии их несли люди, выросшие спустя десятилетия после Великой Победы.
Портретов было во много раз меньше, чем имен на гранитных плитах у Вечного огня в мемориальном сквере. Но и они почти заполнили площадь, будто говоря:
- Вот сколько пало нас в жестоких сражениях. Вот какими мы были…
Большинство было молодыми или совсем юными… Но были и постарше.
Смотрел на земляков с портрета и Федор Филиппович Субботин, круглолицый, с ямочкой на подбородке, с улыбкой на губах и глазах. Такой, каким был незадолго до войны, когда фотографировался на какой-то документ. Та маленькая фотография с оттиском круглой печати на верхнем и нижнем углах оказалась единственной, которая осталась в семье Субботина после ухода на фронт. Его сыновья, тринадцатилетний Саша и семилетний Толик, часто раскрывали документ, всматривались в отцовские черты. И Толик непременно подчеркивал:
- Я похож на папу. У меня на подбородке тоже ямочка.
Отца он на войну не провожал. Оставался дома с хозяйкой, у которой жили на улице Сакко и Ванцетти. А Саша с матерью, Анной Степановной, с самого утра и до позднего вечера простояли у поезда на станции “Кирсанов”. Отправка отчего-то задерживалась. И люди, выплакав слезы и сказав, казалось, все слова, и радовались задержке, и томились тягостным ожиданием.
Федор Филиппович велел жене и сыну идти домой. А рано утром Саша снова побежал на станцию, наказав матери варить картошку. Вернулся с вестью: "Еще тут". И подхватив чугунок, помчались к товарняку уже вместе.
Они успели. Федор Филиппович вышел к ним с двумя товарищами. Они высыпали горячую картошку в газеты, положили в мешки. Потому что есть уже не было времени. Поезд почти тут же отправился.
Это было летом 1942 года. А до того Субботин работал электромонтером в одной из городских организаций. К началу войны шел ему тридцать седьмой год, а женатым он был уже пятнадцать лет.
Анна Степановна вышла за него замуж семнадцатилетней. На раннее замужество не жаловалась, потому что муж не обижал и жалел. Водкой тогда вообще редко кто баловался. А Федор и вовсе не грешил этим. Одно было плохо. Как приехали из Грозного в Кирсанов в 1936 году, так и жили на частной квартире. Мечтали о собственном жилье. Но ни построить его, ни купить до войны не успели.
Так и выросли дети Субботина под чужими крышами. Сменили их не одну, но все на той же улице Сакко и Ванцетти, будто боялись, что вернется отец, не найдет их. Анна Степановна не хотела менять адрес еще потому, что работала на мясокомбинате, который размещался тогда неподалеку от элеватора. А от него до дома рукой подать. Работали едва ли не сутками. Забивали скот, который гнали с мест, где шла война. Все делали вручную, оттого медленно и уставали сильно. Как-то в час ночи кончили забивать овец. Следом должны были бить свиней. И Анна Степановна с еще одной рабочей легли на овечьи шкуры передохнуть. И уснули, и не слыхали, как начался новый забой. И только счастливая случайность спасла их от беды.
Зимой на работе все страдали от холода, особенно от холодной воды, с которой постоянно имели дело. Носили ее из колодца. Тут же принимались мыть мясные туши, внутренности. Кожаные фартуки всю зиму гремели, будто жестяные. И валенки в галошах становились дубовыми.
Домой Анна Степановна часто приходила под утро. Смыкала ненадолго глаза. Топила печь и будила детей. Проводив их в школу, опять шла на работу. И делала все, что велели, куда посылали. Лишь бы не уволили, лишь бы дали кусок легкого, селезенки, а то колбаски, чтобы снести детям.
Старший сын был хорошим помощником. Каждый день ходил за углем на железную дорогу к месту, где чистили паровозы. Выбирал из выброшенного тот, который еще мог гореть. Порой возвращался счастливый. За то, что помог кочегару очистить паровозную топку, тот насыпал ведро хорошего угля. Летом для топки собирали в лесу сухую хвою, хворост. Брали с собой и Толика. Но Саша, жалея его и мать, вязал им вязанки поменьше. На себя наваливал больше. И сколько горя было, когда встречался лесник. Того лесника Анна Степановна помнит и по сей день. Жестокий был. Подъедет верхом на лошади. Не сходя с нее, полоснет ножом по заплечному мешку с сухой хвоей. Хвоя высыплется, лесник чиркнет спичкой и хохочет, глядя на жаркое пламя.
Федора Филипповича направили сначала под Сталинград. Вскоре от него пришло письмо, что ранен, что лежит в госпитале. И с надеждой на встречу: "Может, выпишут домой". Не выписали. Послали учиться на шофера. С курсов - воевать в Прибалтику.
Погиб он в Вильнюсе. В день, когда пришло Субботиным извещение, Анна Степановна была на покосе. В месте с другими рабочими заготавливала сено для мясокомбинатовских лошадей и быков. Косили с ночевками. И Анна Степановна, когда увидела не в срок подъехавшего на покос конюха - женщину, сразу почему-то испугалась. Подумала о старшем сыне: "Не с Сашей ли чего?". Женщина успокоила:
- Скот на забой привезли. Велели тебя привезти.
А дома оказалось, что сердце не обманывало, хотя и не знало всей правды. Саша, получив без матери похоронку, решил бежать на фронт, туда, где погиб отец. Его сняли с поезда работники железнодорожной милиции, отправили грязного и нахохлившегося, домой. А он вырывался и твердил: "Все равно уеду туда, где папа погиб".
После похоронки пришло письмо от лейтенанта, видимо, командира Субботина. В нем говорилось, что воинский долг Федор Филиппович исполнял честно. Что погиб, подорвавшись с машиной на мине. Он будто чувствовал гибель. В одной из последних весточек писал: "Крепитесь. Война кончится, вам будут помогать…"
Анна Степановна считает: и в самом деле помогали. Государство платило пособие по 110 рублей (в дореформенных деньгах) на каждого из сыновей. На комбинате, какими бы ни были сокращения штатов, ее непременно оставляли на работе. Давали премии. Обеспечивали дровами, углем. Она и теперь, уже восьмидесятилетняя, испытывает благодарность за это. А когда были еще силы, из той же благодарности, уже будучи пенсионеркой, не отказывалась помочь родному производству в горячую пору.
Дети и взрослыми все горевали об отце. Александру из-за недостатков и нужды учиться много не довелось. Не довелось и жить долго. Умер совсем молодым, в тридцать два года. Его сын, Владимир, сейчас примерно в том же возрасте. Живет в другом городе. В начале нынешнего года не стало и второго сына Федора Субботина - Анатолия. Был он военным, майором. В последний раз приезжал к матери прошлым летом. Наготовил дров, которых хватит еще на зиму. Обещал через недолгое время приехать снова, да пришлось ехать к нему Анне Степановне, чтобы похоронить. Теперь ждет в гости сноху. Может, когда наведаются внуки, дети Анатолия - Александр и Сергей, у которых тоже сыновья.
Так что фамилия и род Субботиных продолжаются.
А у Анны Степановны была в этом году нечаянная радость. Пришел к ней сосед, спросил, нет ли фотографии павшего на войне мужа. Она подала ему ту маленькую, что была приклеена к документу, потемневшую от времени. Сосед пояснил, что собирает их военкомат для перефотографирования, чтобы на 45-летие Победы пронести по площади.
На площадь Анна Степановна идти не смогла. Вспомнила мысленно, как ходили на нее почти всем коллективом с работы в 1945 году, когда объявили конец войне. И теперь она не может сказать, чего было тогда больше - радостных криков или слез. Почти у всех вдов, в том числе у Анны Степановны, была еще надежда, что с наступлением мира вернутся мужья.
И вот 9 мая нынешнего года снова пришел к ней сосед. И будто не один, потому что принес большой портрет Федора Филипповича, и она увидала его словно живого, потому что уже затруднялась рассмотреть черты мужа на старом снимке. Радуясь и плача, как тогда в 1945-м на площади, она целовала родное лицо с той же веселой и доброй улыбкой, до боли родной ямочкой на подбородке.
Портрет стоит сейчас у Анны Степановны на столе. А дом ее совсем рядом с улицей Сакко и Ванцетти, откуда ушел воевать Федор Субботин.
Август, 1990 г.
© Е.С. Уривская. Голову в почтении склоняя... Кирсанов, 2001 г.