Марышев П.С.
Петр Марышев был старшим среди четверых братьев. Когда женился он в 1926 году на своей же деревенской Шуре, шесть лет продолжал жить с родителями. А потом отец, Семен Михайлович, купил молодым избушечку - "шестерик", и стали они хозяйствовать самостоятельно. С образованием колхоза вступил в него. И теперь уж на колхозном поле управлялся Петр с плугом и бороной, делал всякое другое крестьянское дело. А спустя сколько-то лет, как владеющий грамотой, перешел работать в сельпо.
Работал продавцом недолго. Июньской ночью 1941 года застучал к Марышевым в дом колхозный председатель. Сказал:
- Война, Петр Семенович. Из сельсовета звонили: велели собираться.
Их было трое, призванных первыми. Один еще неженатый, а у двоих росло по двое детей. У Марышева старшей дочери шел двенадцатый год, а младшая только училась ходить.
То ли от неожиданности, то ли от того, что и прежде были войны (то японская, то финская, кончающиеся быстро), случившееся не показалось поначалу той трагедией, какой оказалось.
Петр Семенович, как постучал председатель, надел то, что надевал обычно, когда ехал в райцентр, - почище брюки, рубашку, пиджак. Из других вещей и из еды не взял ничего. Жена Шура, Александра Поликарповна, посмотрела, как сели мужики в грузовую машину, и вернулась к детям. А утром свекор запряг лошадь. Александра Поликарповна взяла годовалую Тоню. Поехали к райвоенкомату, откуда призванные на войну направились на станцию Кирсанов. Набралась их не одна машина. И тут уж были и крики, и слезы.
Тридцатичетырехлетний Марышев старался держаться спокойно, хотя полностью скрыть волнение, конечно, не мог. О необходимости воевать говорил те же слова, какие говорил обычно, готовясь к какому нелегкому и нежеланному делу:
- Надо, так надо.
А жене все наказывал:
- Блюди детей.
Только эти слова и остались теперь в памяти 85-летней Александры Поликарповны, потому что больше ни устных, ни письменных слов она от мужа не слыхала. Не было больше встреч. Не было писем. Ни одного. И расспросить о нем она никого не могла. Одна за другой пришли в их деревню похоронки на всех троих, забранных самыми первыми.
Александре Поликарповне принесли ее осенним вечером того же 1941 года. Младшей дочке еще не дано было понять того, что случилось. А старшая после того, как прошло первое потрясенье, сказала:
- Вот и кончилась моя учеба.
Ей предстояло идти в пятый класс, а для этого надо было становиться на квартиру в соседней деревне. Мария ждала, что вернется с войны отец, и это станет возможным.
Он не вернулся. У Марии так и осталось четыре класса образования. Работала в колхозе. Потом завербовалась на торфоразработки. После тоже исполняла то, что называется неквалифицированным трудом. Повезло разве что с семьей. Хотя и вышла на двух малых детей, обиды от них не видела. Не видит и теперь, когда приемные сын и дочь уже взрослые. Живет Мария в Умете. А Тоня, у которой дочь Ольга заканчивает среднюю школу, осела в Горьковской области.
У нее с учебой получилось удачнее. Александра Поликарповна жила тогда уже в Кирсанове. Сначала работала сторожем в МТС, потом подсобной рабочей в железнодорожной столовой. Антонина с золотой медалью закончила экономический институт в Москве. Александре Поликарповне с ее малой зарплатой было нелегко содержать дочку в столице. Но тянула, исполняя как бы последний долг перед мужем.
Может, могла бы жить и полегче. Находились вдовцы, которые сватались к ней. Один был с двумя детьми, второй бездетный. Отказала тому и другому. И не только потому, что боялась привести дочкам неродного отца. Как получила на мужа похоронку, так родилась в душе у Александры Поликарповны непонятная ей самой неприязнь ко всему мужскому полу. Будто виноваты стали перед нею все мужчины за то, что остались живы, что не погибли или вовсе не были на войне. Умом сознавала, что досада и обида ее несправедливы, а с сердцем поделать ничего не могла.
Она и после войны все надеялась, что вернется ее Петр Семенович. Хотя и имела извещение, что погиб он в боях за Родину, подавала все-таки запрос на розыск. Снова получила ответ, что погиб. А в первое время все берегла его вещи. Было их совсем мало, а из более-менее ценных один шубный пиджак. С год не решалась она унести его из дома, чтобы, как другие вещи, обменять на съестное. А потом все-таки унесла. В пору, когда совсем заголодали дочери, обменяла в каком-то дальнем селе тот шубный пиджак на хлеб. Потом отдала за картошку мужнины рубахи. И когда ложила их в сумку, каждый раз вспоминала, как ладно они жили с Петром Семеновичем. Тот, хотя и случалось, выпивал, ее и детей никогда не обижал. Для дома сделать все мог, особенно по плотницкой части.
Петру Семеновичу Марышеву, будь жив, шел бы восемьдесят третий год. На фотографии же, какую хранит Александра Поликарповна, он в пору своей действительной службы. Невысокий, стройный, в гимнастерке с отложным воротником в фуражке с узким околышком. Черты лица мелкие, в общем-то, ничем не примечательные, но чем-то и располагающие.
Александра Поликарповна живет в Кирсанове после военной поры. С той же поры живет здесь и брат Петра Семеновича, Василий Семенович. Его дочь и сказала Александре Поликарповне о том, что имя ее мужа выбито на гранитной плите у Вечного огня в Кирсанове. С тех пор то место для нее - будто могилка Петра Семеновича.
- Как иду к обедне, захожу
А приезжают в гости дочери, идут поклониться отцу и они.
Октябрь, 1990 г.
© Е.С. Уривская. Голову в почтении склоняя... Кирсанов, 2001 г.