Закрытие церквей, коллективизация и антирелигиозная пропаганда
Во второй половине 20х годов коммунисты продолжали изымать у Церкви движимое и недвижимое имущество.
В 1924 году в селе 2я Гавриловка у местного храма отняли три дома, в селе Булгаковка один, три дома в селе Царевка. Дома использовали под агро и ветучастки, школу и волисполком. На просьбы прихожан некоторых уездных церквей произвести ремонт в храмах или продолжить начатое некогда строительство отвечали отказом. В 1926 году крестьяне села Инжавино просили разрешить им достроить церковь. Строительные материалы для этого имелись, но уездный адмотдел распорядился сдать их на нужды госучреждений. Точно так же не дали достроить храмы в селах Царевка, Паревка, Балыклей, Хорошавка.
Средств на содержание существующих церквей не хватало. В 1929 году в селе ГрадУмет прихожане вынуждены были собирать по 2 копейки на дрова для отопления местного храма. В городском Успенском соборе в том же 1929 году ограничили зарплату певчих и обратились к прихожанам с просьбой о добровольных пожертвованиях. Большой проблемой оказалась своевременная уплата налога и страховки, которые из года в год росли. Изза невозможности платить налог и долг по нему в 1930 году в Кирсанове закрыли Ильинскую церковь. Годом раньше была первый раз закрыта и кладбищенская Космодамиановская церковь. Власти стали запрещать добровольные взносы в пользу храмов.
В 1925 году начали разбирать здания ранее закрытого Оржевского Боголюбовского женского монастыря. Монастырский собор передали Ирской коммуне под клуб (для разборки), потребительскому обществу отдали здание монастырской школы. Часть полученного материала предназначалась для школы молодежи села Масловка. Полностью монастырь разрушили в конце 20х - начале 30х годов.
Преображенская церковь села Хилково.
Фото 2000-х гг.
Похожая участь постигла и Кирсановский АлександроНевский мужской монастырь. После его официального закрытия большая часть монахов ушла. Те, кто остался, продолжали служить Богу и духовно окормлять приходящих паломников. Поначалу, когда монастырская церковь еще действовала, в ней служили иеромонах Митрофан, иеромонах Вассиан и иеромонах Нифонт (Чусов).
Иеромонах Нифонт (в миру Чусов Николай Федотович) родился в 1874 году в Балашовском уезде. Образование получил в Оржевском мужском монастыре. Иеромонах АлександроНевского монастыря (до 1919 г.), в 20е годы служил в храмах Кирсанова. За поминовение имени Святейшего Патриарха Тихона за богослужением и запрещение служить в кладбищенской церкви обновленцу уже в 1924 году приговорен к 6 месяцам принудительных работ. Отбывал наказание в Тамбове в губхоззаке. 4 мая 1925 года Постановлением Верхновного Суда РСФСР, "принимая во внимание, что поминовение патриарха Тихона вообще никем не запрещалось", дело прекращено за отсутствием состава преступления, и о. Нифонт освобожден от отбывания наказания. Иеромонахи Вассиан и Нифонт умерли и похоронены в Кирсанове у кладбищенской церкви.
Насельниками монастыря оставались монахи Нифонт, Иннокентий и Филарет (Попов). Были здесь и свои старцы - Иезекииль и иеросхимонах Алипий. Последний, по рассказам, обладал даром прозорливости. К середине 30х годов старцы остались одни с монахом Нифонтом и бывшим монастырским просфорником. Жили в простой землянке. Каждую ночь, в 12 часов, ходили молиться в древних пещерах. Нередко голодали, так как из местных жителей немногие стремились им помочь, а приходящих паломников становилось все меньше и меньше. Вскоре последних монахов АлександроНевского монастыря "забрали", копию чудотворной иконы бросили в овраг, а входы в пещеры со временем были обрушены.
Понимая, что крестьянский уклад, подлежащий уничтожению в ходе коллективизации, имел в своей основе религиозное мировосприятие сельского населения, власти объявили активных верующих мирян кулаками и подкулачниками. В самом начале "года великого перелома" всем областным ЦК страны был разослан секретный циркуляр ЦК РКП(б) от 24 января 1929 года "О мерах по усилению антирелигиозной работы". В этом циркуляре, за подписью Лазаря Кагановича, прямо говорилось, что "одна из форм классовой борьбы ... деятельность религиозных организаций среди ... крестьянства. Деятели религиозных организаций принимают активное участие в антисоветской работе кулачества..." [55]. Именно поэтому репрессии обрушились в первую очередь на верующих. Примером данного утверждения может служить церковный приход села 1е Пересыпкино, который отличался активной духовной жизнью.
Местный священник Петр Осокин только для госорганов был "реакционноубежденным тихоновцем", а для жителей огромной округи - добрым пастырем, молитвенником, к которому за духовным окормлением приходило множество людей. Приезжали к нему также издалека и получали исцеления от различных недугов. Вокруг о. Петра сплотились миряне аскетического образа жизни: Е. Сайганов, зажиточный крестьянин, раздавший свое имущество бедным, носил вериги, паломничал по святым местам, для уединенных молитв вырыл себе землянку; А. Трофимов приспособил под молельню свою старую кузницу, где часто молился по ночам. Эту общину можно было бы вполне назвать "монастырем в миру". В следственном деле это движение названо "старчеством", т.е. термином из монашеской традиции.
После высылки из села о. Петра Осокина ситуация не изменилась. Осенью 1929 года началось уголовное преследование. "Все… руководители групп, - говорится в следственном деле, - отказались получать контрактационные книжки, публично заявляя, что этими самыми книжками всех втягивают в колхозы, в которые они ни за что не пойдут". Е.Ф. Сайганов, С.А. Коблов, А.У. Трофимов и Т.Т. Купарев были осуждены "особым Совещанием при Коллегии ОГПУ от 23/IV30 г. к высылке в Северный край, сроком на три года, считая срок с 14/X29 г.". В обвинительном заключении следовала "просьба": "с первым отходящим этапом направить в распоряжение ПП ОГПУ Север. края г. Архангельск" [56]. И таких примеров было множество. Сначала следовал арест священника, потом активных верующих мирян, а затем закрывали или разрушали сам храм.
В июне 1929 года в селе Оржевка священнику Е.Н. Лаврову уполномоченный по хлебозаготовкам велел сдать 500 пудов хлеба. За неисполнение заведомо невыполнимого распоряжения батюшку вызвали в сельсовет и арестовали. Возмущенный народ собрался у сельсовета и потребовал освободить священника. Страх бунта заставил местное начальство исполнить требование крестьян. Однако позже о. Лавров вновь был арестован, для чего вызвали из Кирсанова наряд милиции. Вместе с ним пострадали те, кто активнее всех пытался защитить священнослужителя: это псаломщик Николаевский, миряне П.И. Рябов, Н.И. Лысов, И.В. Юдаев, М.Н. Яковлева, монахини С.А. и А.П. Неучевы. В следующем месяце подобная история повторилась в селе Скачиха. Там священник К.И. Золотницкий за невыполнение продналога был выселен вместе с семьей из дома. Он сутки жил на улице в церковной ограде. Затем о. Золотницкого вызвали в сельсовет и продержали там в течение пяти часов. К вечеру у сельсовета собралась толпа в 300 человек и потребовала освобождения священника. Его отпустили, но вскоре опять арестовали и отправили "в Сев. край" [57]. С крестьянами села "велась политработа".
В период колхозного строительства многие храмы, за неимением священников и невозможностью совершения в них церковных служб, использовались под ссыпку зерна. Типичный пример произошел в селе Калугино, где колхоз занял церковь в 1935 году. За это время колхоз продал церковную караулку, ограду, не заплатил за использование здания, а в 1937 году церковь была закрыта за неуплату налога. Прихожане и не обязаны были его платить, так как фактически здание ими не использовалось, но этого во внимание никто не принимал [58]. Документы о закрытии храмов составлялись стандартно: "В связи с ходатайством граждан (указывалось процентное соотношение "граждан" к населению) такаято церковь закрыта, и здание передано под школу (клуб или просто в госфонд)".
В городском Соборе церковные службы прекратились в 1930 году. 15 мая 1936 года президиум Кирсановского горсовета в составе Трушина, Козьмина, Бакрадзе, Сушкова, Федулова, Вашуркина постановил закрыть Успенский собор, который до этого использовался под ссыпку зерна. 16 мая того же года в протоколе № 44 Кирсановского горсовета было сказано, что "из 6804 человек взрослого населения города подписались о закрытии 5787. Для оставшейся группы верующих вполне достаточна кладбищенская церковь" [59].
В августе 1936 года решение о закрытии Собора утвердила комиссия по культам при Воронежском облисполкоме. Храм предполагалось переоборудовать под театр и клуб. Однако Собор еще долгое время использовался как склад и зернохранилище [60]. В 1940 году здание собора было переоборудовано под гараж (автоколонну) [61].
Ильинская церковь, службы в которой прекратились, как и в соборе, в 1930 году, была разобрана в 1932м с использованием материала на постройку МТС (машиннотракторных станций) [62]. Церковь во имя свт. Василия Великого при бывшей богадельне им. В.С. Сосульникова не действовала с 1930 года, а в 1932м была закрыта "по решению верующих". В 1940 году здание богадельни приспособлено для нужд веттехникума [63]. После пожара в 1994 году оно пришло в запустение, а в 2010 году разрушено [64].
Казанская церковь пригородной слободы Голынщины бездействовала с 1929 года. В 1933 году она была разобрана. Щебень от церкви был использован для строительства аэродрома [65].
Кладбищенская Космодамиановская церковь.
Фото 1950-х гг.
Дольше всех оставалась действующей в городе кладбищенская Космодамиановская церковь. В 1936 году в ней уже служило "тихоновское", "староцерковное" духовенство, большей частью сосланное из других городов. Осенью 1937 года весь церковный причт храма арестовали. Среди арестованных значились: настоятель протоиерей Михаил Сошественский, иерей Владимир Гибралтарский (служил в храме псаломщиком), иерей Петр Цыпляковский, протодиакон Валериан Миролюбов и председатель церковного совета Николай Степанков. Отца Михаила Сошественского и Николая Степанкова расстреляли в местной тюрьме, отца Владимира Гибралтарского осудили на 10 лет, остальных на 8 лет заключения в ИТЛ (исправительнотрудовой лагерь) [66]. После этого церковь вновь закрыли.
По свидетельству архивных источников, в результате технической непригодности и массовой "разъяснительной" работы с населением в Кирсановских благочиннических округах были официально закрыты: в 1938 году - 4 церкви, в 1939 - 12, в 1940 - 21, в общей сложности - 37. Остальные - либо не действовали, хотя официально и не закрывались, либо уже были разрушены [67].
Большие надежды на расцерковление народа и борьбу с религией коммунисты возлагали на "Союз воинствующих безбожников" (СВБ). В 1925 году кружок безбожников в Кирсанове состоял из 15 человек. В 1926 году по уезду в СВБ насчитывалось 102 человека. Несмотря на то, что с каждым годом численность ячеек СВБ росла (в основном за счет комсомольцев), переместить антирелигиозную инициативу в низы так и не удалось. Попрежнему вся антирелигиозная кампания продолжала насаждаться "сверху".
И несмотря на предпринимаемые меры, спустя десять лет, 12 апреля 1936 года, местная газета "Кирсановская коммуна" сетовала: "В ряде сельских советов нашего района - Калаисе, Кобяках и т.д. не закрыты очаги религиозного дурмана - церкви. Это потому, что культурномассовая работа там ведется из рук вон плохо. Слабая антирелигиозная пропаганда, бездействие ячеек СВБ, неработоспособность красных уголков, избчитален привели к тому, что в ряде мест укоренились "святые", знахарки и другие шарлатаны. Группы федоровцев в Марьинке открыто проповедуют свои "идеи", дурманя головы колхозников. Как результат - 120 домохозяев еще не в колхозе". И далее: "В нашем районе мы не имеем работоспособной организации СВБ. Оргбюро бездействует. Ячейки СВБ на предприятиях и колхозах не работают. Антирелигиозной литературы (журнал "Безбожник") на весь район выписывается 41 экземпляр, из которых в деревню на 97 колхозов идет только 12. Райполитпросвет поставил в течение года 4 доклада в Марьинке, Кобяках и два в Хмелинке. Борьба с религией не может успешно вестись одиночками, разрозненно, она должна вестись организованно и широкими массами трудящихся. Успешная борьба с религией немыслима без наличия во всех районах, во всех сельских советах крепких, работоспособных организаций СВБ. Эта задача должна быть осуществлена в проводимую с 1го по 30 апреля антипасхальную кампанию" [68].
Такие "кампании" проводились не первый год. Так, кирсановский коммунар Соломон Ициксон, вспоминая о начале 20х годов, писал: "Немалое внимание уделяли мы антирелигиозной пропаганде. Но проводили ее, так сказать, с перекосом, однобоко, отрицая религию, не всегда противопоставляли ей естественнонаучные знания. Нам казалось, что для отвлечения молодежи от церкви в дни, скажем, пасхи, достаточно вывести оркестр из здания клуба на улицу и играть зазывные марши, стремясь перебить колокольный звон. Но очень скоро мы отказались от таких поверхностных прямолинейных методов, и атеистическая пропаганда стала у нас глубже, серьезнее" [69].
И тогда, и позже в театральных представлениях и шествиях, пародирующих крестные ходы, основное участие принимали комсомольцы. Вот как описывала к 50летию комсомола одно из таких представлений Е. Уривская: "На сцене идет очередной антирелигиозный спектакль, и зрители с веселым одобрением кидают реплики в адрес "артистов". Особенно много их достается на долю Матвея, изображающего тучного попа. Под его длиннополой "рясой" зеленая гимнастерка, а в ней членский билет союза безбожников" [70].
В 1926 году городские власти все еще разрешали крестные ходы из городских храмов на реку Пурсовку для освящения воды [71]. Но вскоре были запрещены не только крестные ходы, но и колокольный звон.
Антирелигиозные "накачки" сверху сопровождались примерами, как следует действовать. В 1936 году газета публикует своеобразную "антирелигиозную хронику": "Трудящиеся с. Хмелинки на общих собраниях решили закрыть ранее действующую церковь. Здание передается для оборудования в ней неполной средней школы. Рабочие завода имени Ленина обратились к трудящимся города с призывом переоборудовать Успенский сбор под театр. Призыв получил живой отклик: свыше 4000 граждан выразили желание закрыть собор, а помещение использовать для культурнопросветительских целей. За три дня - 7, 8 и 9 апреля, Когиз* продал антирелигиозной литературы на сумму 125 р." [72].
В итоге, в результате репрессий, антирелигиозной пропаганды и тому подобных мер Советской власти к началу Великой Отечественной войны на территории бывшего Кирсановского уезда не осталось ни одного действующего храма. Конечно, молитва продолжала твориться, а Божественная литургия - совершаться, но скрытно. Верующие, не афишируя, тайно собирались на общую молитву малыми группами, подпольно, как в первые века христианства [73].
55. ГАСПИТО. Ф. 850. Оп. 1. Д. 114. Л. 82.
56. Алленов А.Н., Просветов Р.Ю. Социальное сопротивление тамбовского крестьянства религиозной политике Советской власти в 1929-1930 гг. // Социальная история в контексте российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII-XX вв. Тамбов. 2002 г.
57. ГАСПИТО. Ф. 855. Оп. 1. Д. 19. Л. 173.
58. ГАТО. Ф. Р3443. Оп. 1. Д. 40а. Л. 58.
59. Там же. Ф. Р2453. Оп. 2. Д. 20. Л. 61.
60. Там же. Л. 60-66.
61. Кученкова В.А. Храмы Кирсановского благочиния. Тамбов, 2000. С. 76.
62. Там же.
63. Там же. С. 77.
64. Алтарную часть трогать не решились и в 2011 году она была цела.
65. Кученкова В.А. Храмы Кирсановского благочиния. Тамбов, 2000. С. 78.
66. Архив УФСБ по Тамбовской области, дело № Р4080. Материал предоставил М.Е. Плякин (г. Саратов).
67. Кученкова В.А. Указ. соч. С. 94.
68. "Шире антирелигиозный фронт" // "Кирсановская коммуна", № 44 (963), 12 апреля 1936 г.
69. С. Ициксон. "Ты помнишь, товарищ…" // "Ленинец", № 8 (6094), 14 января 1969 г.
70. "Они рядом с нами" // "Ленинец", № 194 (6072), 4 декабря 1968 г.
71. ГАТО. Ф. Р409. Оп. 2. Д. 104. Л. 4.
72. "Кирсановская коммуна", № 44 (963), 12 апреля 1936 г.
73. Подробнее об этом см. ниже и в третьей части книги.
© Левин О.Ю., Просветов Р.Ю.
Кирсанов православный.