Изъятие церковных ценностей и "церковная революция" (1922-1923)
После окончания гражданской войны и подавления антоновского восстания советская власть продолжила свое "наступление" на Церковь, причем сразу по нескольким фронтам. Используя страшный голод 1921-1922 годов, большевики начали кампанию по изъятию церковных ценностей, якобы для закупки продовольствия в помощь голодающим. Церковь не отказывала в помощи голодающим, но оставляла за собой право сохранить у себя священные предметы, имеющие богослужебное употребление в церковных таинствах. Для власти это означало одно - сопротивление, контрреволюция, саботаж.
Успенский собор и Ильинская церковь
Фото 1930-х гг.
6 января 1922 года по уездным городам из Тамбовского губкома (губернского комитета) была разослана телеграмма:
"…немедленно начать кампанию по расколу церковной иерархии, положив основание и повод изъятие церковных ценностей и процесс Тихона..." [25]. Расколоть церковную иерархию предполагалось с помощью так называемых обновленцев. Называли их так потому, что они ратовали за всеобщее "обновление" Русской Православной Церкви. В числе новшеств, которые вводились "сторонниками церковного прогресса", были: второбрачие священниковвдовцов, отмена монашества, женатый епископат, сокращение литургии и т.п. Обновленческое духовенство стремилось вытеснить из храмов православных священников или, как они их называли, "тихоновцев" (сторонников патриарха Тихона), и в этом активную помощь обновленцам оказывали советские, партийные и карательные органы. Обновленцы, в свою очередь, старательно играли роль церковных "пролетариев", отказываясь от "церковных богатств", выступали в поддержку изъятия всех ценностей, в том числе и богослужебных. В связи с этим в уезды шли конкретные указания: "Центральные губернские газеты напечатали воззвание прогрессивного духовенства во главе с епископом Антонием. Перепечатайте воззвание с соответствующими комментариями. Укажите, что лучшая часть духовенства оказалась революционней верхов церкви..." [26].
При всем при том поддержка обновленцев со стороны власти велась очень осторожно. В июле из Москвы следует предупреждение за подписью секретаря ЦК Куйбышева: "За всякое сообщение на страницах печати, прямо указывающее на содействие обновленческим группам со стороны органов советской власти, ГПУ* и партийные секретари будут нести строжайшую ответственность" [27]. По поводу изъятия церковных ценностей в своих инструкциях центр требовал: "В первую очередь подлежат изъятию ценности наиболее богатых храмов, монастырей... Ни один храм не может быть освобожден от изъятия..." [28].
4 марта в Тамбове была организована губернская комиссия по изъятию ценностей, а 8 марта даны указания создать подобные комиссии в уездных центрах. 17 марта 1922 года секретарь Кирсановского укома Дыренков рапортовал в Тамбов: "Изъятия ценностей затрудняются бурным протестом верующих... По всем данным изъятия можно провести только принудительным способом, последствия которого влечет за собой столкновение с верующими..." [29]. 4 апреля ответственный секретарь Тамбовского губкома Мартынов шлет в Кирсанов грозную телеграмму: "Изъятие ценностей крайне задерживается. Предлагаю развить максимальную энергию..." [30]. После внушения из центра местные большевики активизировали работу, не опасаясь уже открытого противостояния с верующими. Уподкомиссия, в состав которой входили эстонец Либликман, Калинин, секретарь уисполкома Лгалов, секретарь укомпарта Дыренков, член укома Агейкин и зав. усобесом Степанов, к 28 апреля провела изъятия во всех церквах города. Все ходатайства верующих о замене ценностей чемлибо другим отклонялись. 14 мая, после посещения города председателем губкомиссии Знаменским, произвели "доизъятие".
Закончив дела в городе, комиссия приступила к уезду. Уезд разделили на 8 районов, в которые направили уполномоченных от комиссии. Работа продолжалась с 18 мая по 1 июня 1922 года. Периодически уполномоченные отчитывались перед комиссией о проделанном.
Изъятие по уезду в целом проходило спокойно. Однако чувствовалось пассивное неприятие населением такой политики по отношению к Церкви. В селе Вельможка члены сельсовета не оказали в изъятии церковных ценностей никакого содействия уполномоченному. В селе Овсянка некий Копиков отказался предоставить подводы для перевозки весов по взвешиванию ценностей. Начальник оперпункта на ж/д ст. Кирсанов Митропольский доносил, что 24 апреля в депо агитировали против изъятия. Было и прямое нежелание сдавать ценности. За это следовали обвинения в сокрытии ценностей, которые предъявлялись как священникам, так и прихожанам. Нелепость обвинений во многих случаях была очевидной. Так, в селе Лахмытовка к суду привлекли местного единоверческого священника Т.П. Ерохина и церковного старосту С.А. Никитова. При расследовании выяснилось, что скрывать и изымать в церкви было нечего, так как по бедности в ней совсем не имелось ценных вещей. Члены комиссии, приняв за золото медь, а стекло за драгоценные камни, изъяли их, обвинив священника и старосту в том, что они не все отдали [31].
Кампания по изъятию церковных ценностей завершилась в основном к 1 июня 1922 года, а в некоторых районах уезда затянулась до начала июля. Всего по городу и уезду было изъято около 48 пудов 15 фунтов серебра, 30 золотников 32 доли золота и 10 золотников 22 доли драгоценных камней. Так были ограблены все храмы города и уезда.
Местная печать активно поддерживала кампанию агитационными материалами. Однако, по мнению губернских руководителей, делалось это крайне неудачно, и поэтому губком тут же "корректирует" работу: "Газетная кампания по изъятию ценностей ведется неудачно вообще. Печатаются все сатирические стишки против попов. Сатира бьет по нашему духовенству и сплачивает духовенство в одно целое. Политическая задача на данный момент совсем не та. Нужно расколоть попов..." [32].
Прилагая все усилия к "расколу" духовенства, большевики начали проводить кампанию по передаче храмов обновленцам и преследовать в уголовном порядке сторонников патриарха Тихона. В связи с этим, 7 ноября 1922 года уполномоченному ГПУ по уезду Галлу начальником Тамбовского ГПУ Мосоловым в телеграмме с грифом "совершенно секретно" давались следующие рекомендации: "По имеющимся у вас материалам о сокрытии церковных ценностей в Соборной церкви необходимо было использовать этот факт в смысле привлечения большего числа лиц виновных, т.е. у всех лиц, имеющих фактическое или юридическое отношение к сокрытию церковных ценностей произвести обыски на предметы их отношения к изъятию церковных ценностей и политфизиономии, а также при обыске у попов обратить внимание на материалы, порочащие их с нравственной стороны" [33]. По этому указанию было возбуждено четыре уголовных дела против некоторых кирсановских священнослужителей, а также наиболее активных мирян. Обвинения были стандартны - сокрытие церковных ценностей.
20 октября 1922 года по обвинению в сокрытии ценностей был арестован священник церкви села Голынщина Алексей Ветринский. В ноябре того же года по ходатайству собственного сына священник был освобожден. Однако 23 декабря 1922 года "народный суд" Кирсанова вынес о. Ветринскому приговор в один год лишения свободы.
Настоятель Успенского собора
протоиерей Александр Покровский.
Фото начала XX в.
В ноябре 1922 года по обвинению в сокрытии церковных ценностей были арестованы настоятель Успенского собора о. Александр Покровский, церковный сторож Семен Иванович Иванов и церковные ктиторы Н.П. Проскурин и Е.М. Шлыков. Всех их препроводили в Кирсановский домзак (дом заключения). Как и в случае с о. Ветринским, истинной причиной их ареста было "тихоновское" направление и противостояние обновленцам.
Городской собор больше всего пострадал от "изъятия". Мало того, что соборяне сами, добровольно сдали 2 пуда серебра, власти изъяли еще 9, а потом провели доизъятие. Сопротивления со стороны прихожан не было именно благодаря настоятелю, который смог успокоить людей.
Главный обвиняемый протоиерей Александр Покровский на допросах держался уверенно, без всякого намерения оправдаться. На вопрос, что его побудило скрыть вещи, ответил прямо: "Желание сохранить хоть некоторые ценности" [34].
Мало того, о. Покровский недвусмысленно дал понять, что осознает, для чего новому правительству нужны церковные ценности: собирали эти ценности не на помощь голодающим, а на "восстановление разрушенного государственного аппарата" [35].
"Да, перед советской властью я действительно виновен, - продолжает отец Александр, - но с религиозной точки зрения я сохранил только особо ценные для храма и освященные предметы, которые не могли иметь иного употребления, как только для богослужебных целей" [36].
Просидев несколько месяцев в Кирсановском домзаке, привлеченные по этому делу, а равно и о. Алексей Ветринский, были освобождены по амнистии в честь 5й годовщины октябрьской революции [37].
В марте 1923 года, после того как в доме о. Алексея Ветринского были обнаружены церковные ценности, органы ГПУ вновь возбудили против него уголовное дело [38]. Из заявления на имя прокурора Тамбгубсуда сына о. Алексея Николая Ветринского мы узнаем, что о. Ветринский дважды пытался сдать эти ценности в Кирсановский Комитет по борьбе с последствиями голода, но безуспешно. После чего священник написал заявление в Комитет с просьбой принять от него эти вещи, и заявление это "было направлено в УГО ГПУ". Вскоре после того, 7 марта 1923 года, в доме священника был произведен обыск, а сам он арестован. Арест объясняется тем, что в Комитете по борьбе с последствиями голода ведущую роль играли обновленцы, которые желали, чтобы Голынская церковь перешла в их пользование, и поэтому всячески стремились "выжить" оттуда бескомпромиссного священникатихоновца.
Незадолго до описываемых событий обновленческие управленческие структуры назначили в Голынщину своего священника Глеба Рождественского, но того не приняли прихожане. Николай Ветринский, сын о. Алексея Ветринского, в своем заявлении недоумевал, почему на допросах в ГПУ Шмакову, Чернову и другим прихожанам, допрашиваемым по этому делу, задавались вопросы об их отношении к обновленческому движению и рекомендовалось: "Глеба лучше принять…". Николай догадывался о связях ГПУ и обновленцев, но никак не мог понять, зачем это нужно органам. Он пишет: "Не вижу выгоды таковому (имеется в виду ГПУ) в этом".
Почти месяц о. Ветринский провел в Кирсановской тюрьме, а 28 марта был отправлен в Тамбов. 9 мая 1923 года о. Алексей с подпиской о невыезде был отпущен на свободу и по этому делу больше не привлекался.
Еще два судебных процесса, начатых в 1923 году против духовенства и активных мирян, были полностью связаны с борьбой обновленцев за храмы города. В этой борьбе обновленцы считали оправданными любые средства: донос, клевета, лжесвидетельство. Руководителями обновленцев в городе, да и в уезде, были протоиерей Василий Архангельский и протоиерей Дмитрий Богоявленский. Первый, довольно активный в дореволюционное время священник с академическим образованием, основатель общества трезвости в Кирсанове, публицист и краевед. Еще до 1917 года он много писал об обновлении церковной жизни в местной церковной прессе. После 1917 года стал одним из лидеров тамбовских "живцов" (так называли обновленцев в народе за название их организации - "Живая церковь"). Являясь настоятелем ТихвиноБогородичного храма в женском монастыре, о. Василий Архангельский повел достаточно жесткую борьбу с монахинями, оставшимися верными патриарху Тихону. Сохранились его письма в уездный административный отдел в 1927 году с жалобой на монахинь, которые не желали признавать его пастырскую власть.
Успенский собор и площадь Революции
с памятником жертвам Гражданской войны
во время первомайской демонстрации.
Фото 1930-х гг.
Отец Дмитрий Богоявленский, в прошлом простой уездный батюшка, на волне обновленчества перебрался в город. И здесь "прославился своей борьбой за Ильинский храм", куда был определен настоятелем. Староста храма Алексей Михайлович Сосульников был сторонником старого тихоновского течения. Указом обновленческого епархиального управления 15 марта 1923 года Сосульникова отстранили от должности, но он этому указу не подчинился. Дмитрий Богоявленский пишет в Кирсановский политотдел донос следующего содержания: "До моего сведения дошло, что в одном из шкафов Ильинской церкви, коими заведует один церковный староста, находится напрестольный серебряный крест, не сданный комиссии по изъятию" [39]. Через два дня, а именно 27 апреля 1923 года, государственной комиссией в храме был произведен обыск или, как записано в акте, "проверка в шкафах". Обнаружили 14 различных серебряных предметов [40] и арестовали Сосульникова по обвинению в "сокрытии церковных ценностей". В результате о. Богоявленский полностью добился своих целей: Сосульников от должности был отстранен, а храм перешел в руки обновленцев.
Другой кирсановский храм - кладбищенская Космодамиановская церковь - достался обновленцам также в результате предательства. Настоятелем здесь был священник Иоанн Краснопевцев, человек уже старый (за 70 лет). Вторым священником служил иеромонах Нифонт (в миру Чусов Николай Федотович), бывший до 1919 года насельником Кирсановского АлександроНевского монастыря. По распоряжению обновленческого епископа Иоанна Сасовского 16 января 1923 года на место о. Иоанна в кладбищенскую церковь был назначен священник села Вячка Кирсановского уезда о. Василий Казанский [41]. Священник Иоанн Краснопевцев спорить не стал, ушел на покой. В отношении же о. Нифонта, никак не сочувствующего обновленчеству, прибегли к доносу. На этот раз в качестве доносчика выступил "бдительный" прихожанин Иван Заворочаев. 29 января 1923 года он пишет заявление в адмотдел, в котором жалуется на то, что иеромонах Нифонт "воспрещает совершать богослужение" обновленческому священнику и за службой "поминает патриарха Тихона" [42]. Иеромонах Нифонт был арестован, вины своей не признал, а на вопрос об отношении к "Живой церкви" ответил: "служить в церкви "живого течения" не пошел бы" [43]. За это он был направлен в Тамбовскую тюрьму и только через два месяца (4 мая 1925 года) освобожден "за отсутствием состава преступления" [44].
Можно утверждать, что дела по изъятию церковных ценностей - это своего рода репетиция кровавых 30х годов. Спустя 10 лет новые "дела" возбуждали по сценарию, разработанному в 1922 году: арестовывали по малейшему подозрению, допрашивали, выпытывали имена, арестовывали новых подозреваемых, совершали обыск на квартирах, и вот уже готово целое дело по контрреволюционной организации. Еще интересная деталь: в конце одной из телеграмм, присланных из Тамбова в Кирсанов в 1922 году, фигурирует следующая приписка: "По производству оперативные материалы с личностями направить в секретный отдел ГО ГПУ". Неслучайно, что все главные участники кирсановских процессов 1922 года в 30е годы получили свои "законные" 10 лет, а кто и больше. Некоторые, пройдя через лагеря, вернулись домой, другие, как протоиерей Александр Покровский, пропали без вести.
Завладев большинством храмов в городе, "обнагленцы", как их метко прозвал народ, оказались без паствы. Православные верующие устремились в единственный необновленческий храм в городе Кирсанове - Успенский собор. В церковные праздники в Соборе, вмещавшем до 5 тысяч человек, от наплыва верующих "негде было яблоку упасть".
В начале 1927 года церковный совет собора вынужден был просить еще одну церковь, так как "собор может вместить при полной нагрузке 3000 человек, а в особые нарочитые и праздничные дни молящихся бывает гораздо больше (5-6 тыс.)" [45]. Обновленческие храмы в то же самое время пустовали.
Поражение обновленцев вскоре признали и сами большевики, отказавшись от дальнейшей их поддержки. Судьба главных действующих лиц кирсановского обновленчества плачевна: в 30е годы никто их больше не видел в городе, да и памяти они по себе в народе хорошей не оставили.
25. Государственный архив социальнополитической истории Тамбовской области (далее - ГАСПИТО). Ф. 997. Оп. 1. Д. 716. Л. 4.
26. Там же. Л. 3.
27. Там же. Ф. 840. Оп. 1. Д. 2507. Л. 1.
28. Там же. Л. 7.
29. Там же. Д. 698. Л. 49.
30. Там же. Л. 10.
31. ГАТО. Ф. Р524. Оп. 2. Д. 183. Л. 24.
32. ГАСПИТО. Ф. 840. Оп. 1. Д. 698. Л. 33.
33. ГАТО. Ф. Р524. Оп. 2. Д. 160. Л. 38.
34. Там же. Л. 28.
35. Там же.
36. Там же.
37. Там же. Л. 30.
38. Там же. Ф. Р524. Оп. 4. Д. 178. Л. 7.
39. Там же. Л. 1.
40. Там же. Д. 162. Л. 8.
41. Там же. Д. 1309. Л. 12.
42. Там же. Л. 8.
43. Там же. Л. 45.
44. Там же. Л. 78.
45. Там же. Оп. 2. Д. 3. Л. 201.
© Левин О.Ю., Просветов Р.Ю.
Кирсанов православный.