В дебрях
Прослышали рассказовские рыболовы-любители, что на реке Вороне, между Иноковкой и Рамзой, есть рыбное место, называется Суконовалка. До революции была там фабрика, теперь от нее остались название да мореные сваи. Место глухое, труднодоступное, рыба там непуганая. — Любимые места! Я туда плавал на лодке. Вокруг на километры — старое чернолесье. В дебрях — звери.
Узкой извилистой тропинкой на мотоциклах-одиночках добрались туда рассказовские рыболовы. Там, на тесной полянке у берега реки, мы и встретились. Старший из них, Владимир, по рыбалке мне был старым приятелем, с собой он взял новичка лет двадцати.
— Вот, напросился Витюшка, — непринужденно представил он его.
Витюшка, крупный рыхлый парень, сразу же вступил в разговор и рассказывал о похождениях, в реальности которых я сомневался, и, как я понял, был заносчивым. А по тому, как и с каким интересом он расспрашивал о зверях этой местности, можно было догадаться о его «храбрости». Почувствовав это, Владимир «припомнил» случай, как в прошлом году в этих местах волки разорвали охотника.
— А кто тут везде изрыл землю? — спросил Витюшка.
— Посмотри на следы, — отмахнулся Владимир, — поймешь...
На илистом берегу отпечатались глубокие следы кабана.
— Набери-ка побольше дров, — продолжал он, — костер должен гореть всю ночь, иначе тут съедят... (подразумевались комары).
Приятель мой был заядлым рыболовом и, можно утверждать, смелым туристом. Я неоднократно был свидетелем, как он у костра в одиночку ночевал в лесу. Правда, потом засыпал за удочкой. Знакомо мне это: всю ночь жжешь костер, перед рассветом в изнеможении свалишься — поспишь часок, а утром — герой! Да и это нам, безоружным рыбакам, к чести! Знаем мы цену храбрости.
Владимир был человеком серьезным, во время рыбалки отмалчивался, да и после нее не терпел пустозвонов. И чувствовал я, как Витюшка раздражает его бахвальством.
— Пойди в низину, набери червей-подлистников, — сказал он Витюшке, — а выползки появятся только к полночи, соберешь их с фонариком.
В лесу светлое время на темное сменяется быстро. Ночь опустилась, минуя сумерки. Мы развели костер, заварили чай из речной воды#— превосходный! — пьем. Где-то поблизости то тут, то там слышится треск ломающегося валежника, похрюкивание, чавканье #— кабаны добывают жирных червей.#
Мне не раз приходилось видеть кабанов, и я убедился, что кроме собственного страха перед ними иной опасности нет, если их не тревожить. При виде человека кабан тут же уходит в заросли.
Витюшка потерял словоохотливость, прислушивался к каждому шороху, а перед ним стояла задача набрать выползков.
Дневная усталость взяла надо мной верх, и я заснул. Около полуночи меня разбудил страшный человеческий вопль. Огляделся: неподалеку от костра стоял Владимир, Витюшки не было.
— Что случилось? — вскочил я и направил луч фонарика в сторону, откуда раздался крик.
Из темноты на четвереньках выполз Витюшка. Костер осветил его бледное лицо. Около костра он свалился.
— Что с тобой? — испуганно спросил я.
— Ка-а-бан! Ка-ак двинет ры-ылом! Я за-кувыркался, — с трудом выговорил он, почесывая ягодицу.
Владимир молча смотрел в темноту. Да вдруг как прыснет со смеху! Упал на траву и, сотрясая ночную тишину, расхохотался.
— Что ты закатился? — сжалившись над Витюшкой, крикнул я Владимиру.
Тот с трудом перевел дыхание:
— Да это я ему пинка дал!
И, передохнув, добавил:
— Ишь, «герой»!