Герб города Кирсанова

Ласточки

Оставаясь рыбачить на несколько дней, я ночевал у лесников на чердаке длинного сарая. Там, под самым коньком, ласточки построили гнездо. Несмотря на то, что оно находилось в четверти метра от моей головы, когда проходил под ним, ласточки спокойно вели себя на гнездах: высиживали птенцов, затем вскармливали их, пролетая от меня в нескольких сантиметрах. Я старался ничем не беспокоить их, да, казалось, они на меня и не обращали никакого внимания. Днем птенцы сидели на самом краю гнезда. Под тенью крыши их почти не было видно, только желто-оранжевое окаймление клювиков позволяло даже в сумерках различить их разинутые ротики.
— Проголодались, а родителей нет, — в шутку промолвил я. И решил угостить их только что выкопанными мелкими навозными червями. Взял пинцет и — каждому из пяти положил в рот по червячку. Птенцы жадно их проглотили, но почему-то подняли отчаянный писк: то ли просили еще, то ли почуяли неладное...

Пулей что-то просвистело около моего уха и больно обожгло его. Я испуганно присел, но тут же получил оплеуху и упал. Не сразу сообразил, что случилось. Понял, когда увидел, что ласточки делают боевой разворот для новой атаки на меня. Пришлось отступить. А они уселись на гнездо и долго возмущенно «разговаривали». Я прилег на свою постель в стороне от гнезда, прислушался к щебетанию и будто уловил смысл их скороговорок:
— Чего ему надо?
— Чего ему надо?
— Ишь какой, а-а?!
Убедившись, что все птенцы целы, они снова улетели добывать им корм.
С интересом ждал, когда птенцы начнут учиться летать, как это будет происходить.

В один из самых тихих пасмурных дней взрослые ласточки вернулись в необыкновенном возбуждении: строфы их песен были длинными и радостными. Они многократно виртуозно повторяли свои сложные музыкальные произведения с поразительной точностью, не сбиваясь ни на один звук. И эта симфония была всего лишь разговором с детьми. Ласточки-родители делали полеты от гнезда и обратно по длинному эллипсу. Было понятно: они готовят птенцов к вылету. Неожиданно птенец сорвался с гнезда и вылетел в дверной проем, за ним— второй, третий... Гнездо опустело. Четверть часа, боясь шевельнуться, я ждал их обратно, но ни молодые, ни старые не вернулись. Не вернулись они ни к ночи, ни на другой день. И если раньше их присутствие почти не замечал, то теперь без них стало скучно.
Прошло много дней, и я забыл о ласточках.

***

С вечера сгустились грозовые облака. Ночь наступила черная, без единой звездочки. У меня на чердаке горела слабенькая электрическая лампочка. Я уже собирался ложиться спать, как разразилась такая гроза, что стало не до сна. Хлестнул ливень. Входной двери на чердак не было — пустой проем, брызги дождя через него долетали до меня. Я сел сбоку от проема и с каждой вспышкой молнии наблюдал довольно фантастический пейзаж: гроза освещала лес и реку, под нависшими деревьями зеркала воды отражали сверкающие облака, земли будто вовсе не было, а все происходило в темно-синем пространстве, заполненном неземными объектами. Река несла различные предметы, которые вместе с тенями рисовались живыми чудовищами, а сам я стремительно несся в сверкающей бездне вверх по течению...

В шуме дождя и грома необычное явление заставило меня вздрогнуть: в дверной проем ворвалось облако! — Стая птиц — ласточки! Не обращая на меня внимания, они рассаживались где только можно: вплотную заполнили короткую белую веревочку с полотенцем, другие усаживались на спины сидящих, полдюжины ласточек облепили гнездо, некоторые уцепились за края досок под шифером и держались в висячем положении, две примостились на патрон электролампочки, самые последние уселись мне на плечи и голову. Я замер.
— Что же мне с вами делать? — спросил я. — Ждать утра?

Вспомнил, что далее, в темной части чердака, привязана веревка (ее при плохом освещении не видно). Осторожно встал и на цыпочках подошел к ней. Ласточки на мне уже засыпали. Аккуратно взял одну и пересадил на веревку, потом вторую, третью... Вернулся к тем, что еле-еле держались друг на друге, пересадил спящих на плечи и отнес на черную веревку. Отошел в сторону, полюбовался ими, начал считать, досчитал до сорока, сбился — далее было плохо видно.
Гроза уходила, дождь стихал. К полуночи я заснул.

В абсолютной тишине разбудил меня веселый птичий щебет и порхание. Чуть серел рассвет. Ласточки группами покидали прибежище. Не торопились только улетать с гнезда, — наверное, оно было их родное. Они спокойно, как прежде, смотрели на меня и свойственной им скороговоркой «спрашивали»:
— Почему ничего не делаешь, а-а?

Наверх