Тайга
Моя старенькая рыбацкая палатка стояла под развесистым дубом. Рядом лежала Тайга, моя собака. Эта живописная картина обращала на себя внимание.
Однажды к палатке подъехал «Москвич» и из него вышли двое. Мужчине было лет семьдесят. Но он был высок и крепок. По его внешности и речи было видно, что это интеллигент. Жена его, красивая женщина лет пятидесяти пяти, была немногословна и, как я заметил потом, в обращении с мужем капризна. Приветливо поздоровавшись, они попросили меня на некоторое время привязать собаку. Сами принялись выгружать вещи. Достали тюки, блестящие кастрюли, сковородки, примус... и, наконец, на узеньком ременном поводке хозяйка вывела ярко-белую собачку и сняла с нее ошейник. Через час они поставили большую новую цветную с окошками палатку.
Мне стало как-то не по себе за свою видавшую виды палатку, за убогую утварь, за свою одежду... Я старался не смотреть в сторону гостей. Тайга не лаяла, но заметно нервничала.
Щенячье детство Тайги ( кличку она унаследовала от своей матери) было тяжелым. Ее мать, старая овчарка, ощенив шестерых, сдохла. Щенята гибли один за другим. И только она, благодаря зверино сильному организму, выжила на магазинном молоке, синем от недостатка жирности. Скудная пища отразилась на ее физическом развитии, и ростом она уступала матери почти вдвое. Друзей у нее, кроме котенка, с которым лакала молоко из одной миски, не было. Когда Тайга выросла, характер у нее сформировался весьма добродушный. Она разрешала себя погладить незнакомым детям, играла с чужими щенятами, не трогала уток, кур и даже ворон, потому что разницы в них не видела.
Незваный сосед расставлял стулья, стол, подвешивал гамак на гвоздях-стопятидесятках... Жена командовала: «Емельян, натяни бельевую веревку!» И послушный муж вгонял в дубы очередные гвозди. Она то и дело обращалась к своей любимице — болонке, пичкая ее печеньями, сыром, копченой колбасой... Муля на новом месте чувствовала себя, как дома. Она бесцеремонно обнюхала меня и продемонстрировала свое умение ходить на задних лапках. Но так как колбасы у меня не было, а кусок батона она есть не стала, то знакомство со мной нашла неинтересным. И принялась собачьим способом отмечать границы своей территории. Почувствовав себя хозяйкой, она несколько раз тявкнула на Тайгу.
Тайга не понимала тонкостей человеческих взаимоотношений, но видела, что привязали ее с появлением болонки, от которой вкусно пахло мясной тушенкой и копченостями. Когда открывалась очередная банка тушеного мяса, по языку ее стекали прозрачные капельки слюны и она потихоньку повизгивала. Получив от меня рыбьи головы, Тайга успокаивалась, но, помня свои два метра свободы, подолгу уныло лежала.
Уверенное спокойствие Тайги не давало Муле покоя. С каждым днем Муля подходила к ней все ближе и голос ее становился все звонче.
Пискливый лай начал меня раздражать, я уже подумывал о том, чтобы перевести Тайгу по другую сторону палатки. Но Тайга, насколько позволяла цепь, отошла назад и часами лежала без движения.
После очередного вкусного обеда, отоспавшись, Муля приступила к своему развлечению: начала облаивать Тайгу, наступая уже почти в упор. Неожиданно будто разразился гром: Тайга молниеносно схватила Мулю поперек туловища и движением, каким волки забрасывают жертву на шею, швырнула собачонку вверх в сторону. Муля дважды перевернулась в воздухе, шлепнулась на траву и покатилась в сторону своей палатки. Раздался собачий визг, за ним — женский вопль. Ее хозяйка побледнела, подхватила Мулю на руки и, целуя, убежала с ней в палатку.
- Емельян, йоду! - донесся истошный крик из палатки.
Я подошел к Тайге, выдернул кол, за который она была привязана. Тайга опустила хвост, прижалась к земле и, виновато скуля, начала ползать у ног. Отвел я ее по другую сторону палатки и, оглянувшись, погладил. Она лизнула мне руку, а я увидел, что на глазах у нее сверкнули слезы.