Религиозное сопротивление крестьянства коллективизации и атеизации на Тамбовщине в 1929-1930 гг. [1]
В самом начале "года великого перелома" всем областным ЦК страны был разослан секретный циркуляр ЦК РКП(б) "О мерах по усилению антирелигиозной работы". Этот циркуляр, за подписью Л. Кагановича, был утвержден ЦК ВКП(б) 24 января 1929 года.
Прекрасно понимая, какую опасность для социалистического строя представляет собой крестьянский уклад, партийное руководство не забывало и о религиозном мировоззрении подавляющего большинства сельского населения. Тем более что в усиливающемся противостоянии последнее давало себя знать все чаще. В циркуляре прямо говорилось, что "одна из форм классовой борьбы ... деятельность религиозных организаций среди ... крестьянства. Деятели религиозных организаций принимают активное участие в антисоветской работе кулачества...".[2]
Ставка на антирелигиозную агитацию "Союза безбожников" в деле "просвещения" деревни не оправдалась. Применение же мер административного характера, направленных против "представителей культа" и верующих, как признавались сами партийные руководители, "не только не ослабляет, а еще более усиливает влияние духовенства".[3] Учитывая все это, ЦК РКП(б) предписывало: во-первых, различать "деятельность верхушки религиозных организаций от религиозных настроений масс" и во-вторых, "организовать систематическое руководство антирелигиозной пропагандой", причем "особое внимание обратить на постановку антирелигиозной работы среди женщин".[4] Эти предписания ЦК РКП(б) были незамедлительно исполнены по ряду мест.
Церковный приход села 1-е Пересыпкино отличался активной духовной жизнью верующих. Случилось это во многом благодаря необычайной личности местного священника отца Петра Осокина, который, являясь "реакционно-убежденным тихоновцем", был в то же время смиренным молитвенником и добрым пастырем. Со всей округи к нему направлялись паломники для исповеди и причастия. Многие по молитвам батюшки получали исцеления от различных недугов. Так, широкую огласку приобрел случай, произошедший с жителем села Казьмодемьяновки Купаревым Иваном Петровичем, который “будучи одержим тяжелой болезнью, причащался священником Осокиным и ... после такого “знаменательного” причащения Купарев видел привидение бога, с ним имел разговор и от него узнал, что скоро будет “конец света”,[5] — сообщалось в следственном деле. Предоставим и далее слово следственным документам: “С той поры в селе Казьмодемьяновке, Пересыпкинского района образовались религиозные группы “старчества” под руководством Сайганова Егора Федоровича, Коблова Семена Артемовича, Трофимова Александра Ульяновича и Купарева Трофима Тимофеевича, которые свою деятельность продолжали до момента возбуждения о них уголовного преследования, т.е. до октября месяца 1929 года, несмотря на высылку из пределов Пересыпкинского р-на самого руководителя священника Осокина".[6]
Егор Сайганов подвизался в землянке, которую вырыл себе для уединенных и совместных молитв с отцом Петром Осокиным, монахом Свиридовым, Скороходовым и, упоминаемыми выше, Семеном Кобловым, Александром Трофимовым и Трофимом Купаревым. Сайганов был женат, семья его состояла из 7 человек и характеризовался он как зажиточный крестьянин. Однако роздал все свое имущество бедным, носил на себе вериги в виде железного обруча с крестами и часто уходил в паломничества по святым местам. Александр Трофимов приспособил под моленную свою старую кузнецу, где также часто молился по ночам. В его семействе было 8 человек. Трофим Купарев в сентябре месяце 1929 года принес в церкви публичное покаяние в своих грехах.
"Все вышеуказанные руководители групп, – говорится в следственном деле, – отказались получать контрактационные книжки, публично заявляя, что этими самыми книжками всех втягивают в колхозы, в которые они ни за что не пойдут". Вскоре Сайганов Е.Ф., Коблов С.А., Трофимов А.У. и Купарев Т.Т. были осуждены "Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ от 23/IV-30 г. к высылке в Северный край, сроком на три года, считая срок с 14/X-29 г.".[7] Причем в обвинительном заключении следовала "просьба": "с первым отходящим этапом направить в распоряжение ПП ОГПУ Север. края г. Архангельск".[8]
Почти
аналогичное дело 1930-го года связано со священником села Татаново отцом Петром
Софийским. Обвинительное заключение гласило:
“2 декабря 1929 г. ОГПУ стало известно, что священник с. Татаново
Софийский Петр Иванович систематически ведет агитацию против Советской Власти и
ВКП(б).
Священник Софийский лишен права голоса по хлебозаготовкам, является последователем реакционной Тихоновщины [...] группировал вокруг себя местное кулачество: Ефремова, Незнанова, Кузина, Кочергина, учителя Бабанина, бывших эсеров Дубравина и Ацарышева. Подкулачников, религиозных крестьян и священников окружающих сел: Тулиновки, Полковой Слободки, Горелое, Куксово. Для этой цели на квартире Софийского собирались тайные собрание[я]. [Проводил] антисоветскую агитацию и как служитель церкви, использовал ее как трибуну для агитации и частных бесед с отдельными лицами. 24.11.29. в квартире Софийского было устроено собрание кулаков Незнанова, Кочергина и др., где распивались спиртные напитки, на вопрос зашедшего Карина Ф.С. ответил: “Мы делаем все по старому, я нового порядка не признаю”. Крестьянину Ильину И.П. сказал: “Советская Власть хлебозаготовками разорила крестьян”.
В 1929 г. в период весенних и осенних хлебозаготовок и коллективизации, в разговоре с крестьянами и в церкви при чтении проповеди призывал не сдавать налог и не идти в колхозы. Про колхозы говорил, что это “дьявольская кабала для крестьянина”. В результате агитации крестьяне режут скот. Осенью текущего года на собрании граждан по внушению Софийского большинство граждан изъявили желание уплатить за него 150 пудов хлеба по хлебозаготовкам.[9] Чтение проповедей и в частных беседах с крестьянами Софийский агитировал против посещения детьми советских школ, противопоставляя и доказывая необходимость посещения церкви, старался привить религиозным женщинам Слово Божие, говорил прихожанам, чтобы они приводили детей в церковь, следуя примеру родителей Девы Марии. Пленум Татановского с/с объявил Софийского врагом революции ходатайствуя об изъятии его из села. Софийский виновным себя не признал. Хлебозаготовки проводили неправильно (говорил о. Петр — прим. Р.П.), Незнанов и Кочергин приходили к нему записывать брак, слова Карину говорил.
Софийский.., урож[енец] с. Кулеватово Моршанского уезда, ранее был под следствием за контрреволюционную деятельность”.[10] 12 января 1930 года приговорили “с одержащегося в заключении Софийского П.И. осужденного постановлением ОС при коллегии ОГПУ от 26.12.29. ... к высылке в Сев. Край на 3 года”.[11]
В ходе хлебозаготовительной кампании на священнослужителей местные власти накладывали непосильный налог. За невыплату налога конфисковалось имущество, а нередко следовал и арест. Арест священника и, как правило, следующее за этим закрытие церкви, провоцировало столкновение верующих с местной властью. Активная роль в этих столкновениях принадлежала женщинам. Поэтому в официальной историографии подобные столкновения получили название "бабьих бунтов". Следует сказать, что не все "бабьи бунты" имели религиозную подоплеку, поэтому наши факты мы будем рассматривать как религиозное сопротивление.
Еще 15 марта 1929 года в с. Пичера Рассказовского района местные власти попытались снести церковную ограду на постройку школы. Этому воспрепятствовала "толпа из 150 человек, преимущественно женщин".[12] Священник Александр Клименко и член церковного совета Иван Прокудин, обвиненные в подстрекательстве, были арестованы.
29 июня 1929 года в с. Сядемка Заметчинского района, когда уполномоченный по хлебозаготовкам вызвал "для личной беседы в сельсовет местное духовенство", в то время как специальная комиссия направилась в их дома для конфискации имущества за невыполнение хлебозаготовок. Вскоре у сельсовета собралось 400 человек женщин. Они врывались в здание сельсовета, требуя возвратить имущество. На предложение разойтись полетели кирпичи. Последствий "бунта" никаких не было. Следствие не велось. [13]
24 июня 1929 года в с. Малая Талинка комиссия по хлебозаготовкам у местного священника Мелитова за невывоз хлеба изъяла корову. "Собравшаяся толпа, в которой преобладали женщины, корову возвратила от здания с/с во двор попа".[14]
27 июня 1929 года в с. Оржевка у сельсовета собралась "толпа женщин и часть мужчин", достигшая 700 человек, с требованием освободить священника Евгения Лаврова. Причем из толпы были слышны крики: "долой Советскую власть", "да здравствует свобода", "долой хлебозаготовки". Связь с городом была прервана на 15 минут (накинули на провода проволоку), "пытались учинить расправу".[15] Узнав, что из города Кирсанова выехал отряд милиции, толпа покинула сельсовет. Были арестованы священник, псаломщик, две монашки и несколько активных участников "бунта".
В с. Никольское в июне около 100 человек женщин воспрепятствовало торгам на дом священника Василия Мелиоранского за невыполнение хлебозаготовок. [16]
В с. Скачиха Кирсановского района священника Константина Золотницкого за невывоз 140 пудов хлеба выселили из дома, а спустя сутки вызвали в сельсовет. К вечеру у сельсовета с требованием освободить священника собралось 300 человек, из которых мужчин было 20. "Социальный состав: 40 % бедняков, 40 % середняков, 20 % зажиточные (были и лишенцы)"[17], – сообщалось в деле. Священник был арестован, а с крестьянами "велась политработа".
Набирающая темпы коллективизация наталкивалась на неприятие крестьянства, в том числе, как мы видим, и по религиозным мотивам. В материалах для докладов одного местного агитатора по теме "Церковники и сектанты – враги социалистического строя" перечисляются основные причины такого неприятия: "Монах Карпов в с. Н. Спасском Рассказовского района при обходе крестьянских домов вел агитацию против пятилетки, говоря, что период с 1929 по 1935 для крестьян будет самым тяжелым, что нужно больше молиться Богу, чтобы он уничтожил власть большевиков. В Сеславинском районе Козловского округа пятилетний план объявлен церковниками и сектантами пятилетним планом страданий и мучений. Против промышленного строительства, колхозного строительства: а) объявлен кабалой для крестьян; б) противоколхозные агитаторы из бывших монахов и монашек, одевшись нищими и бродят по селам, прося милостыню и говорят, что они были в колхозах и разорились там. В Сеславинском районе Козловского округа агитаторы под видом нищих рассказывают, что народ в колхозах умирает с голоду; в) разные "небесные грамоты", сочиненные от имени "богородицы, христа, Ильи-Пророка, Бога Отца и Св. Духа"; г) избиение организаторов колхозов: с. Кондрашевка Усманского округа избили учителя – организатора колхоза; с. Бобякова Ново-Усманского района избили сторонников СХИ; д) усиливая слух, что Бог скоро накажет колхозников поп с. Подгорного Евдощенского района Усманского округа агитировал, что скоро придут китайцы и повесят колхозников;[18] е) колхозный строй объявлен делом антихриста. В Сеславинском районе религиозники проповедуют, что в колхозах устраивают ясли с целью наложения детям печати антихриста. Против агрономической науки член церковного совета д. Алексеевки Льговского округа [говорил] "старые люди почитали и признавали Бога и у них все родилось хорошо, а теперь стали говорить много против Бога и плохие урожаи стали".[19]
Женщины наиболее чутко относились к предсказаниям о кончине мира и пришествии антихриста. Активно распространялись слухи о том, "что в колхоз будут всех штамповать и что это будет хорошо для того, чтобы отличать при конце света безбожников",[20] "что антихрист, закованный в цепи на 2 тысячи лет, раньше срока сорвался с цепи и утверждает свою власть на земле",[21] что, наконец, “предстоит Варфоломеевская ночь, в которую всех неимеющих антихристову печать, большевики будут резать".[22] Нежелание вступать в колхоз было обусловлено, в том числе, и такими мотивами: “Христос был против колхозов. Мы Христовы дети умрем, а не пойдем в колхоз”,[23] – говорили крестьяне. Усилилось посещение крестьянами церквей в тех селах, где они были. В сообщении из с. Сычевка говорилось: "Село Сычевка в свое время считалось неспокойным, а в настоящее время там бешенно развилась кулацкая агитация против колхозного строительства при наличии одной церкви к каковой съезжаются крестьяне из окрестных сел целыми подводами (при нас съехались 178 подвод)".[24]
В начале 1930 года прокатилась волна т.н. "бабьих бунтов" против закрытия церквей. Так, 10 января в село 1-я Паревка прибыл страхагент Рылов с намерением произвести опись имущества для перестраховки. Думая, что это к закрытию, собралось ок. 200 человек женщин. После разъяснения они разошлись.[25] 12 января 1930 года в с. Карели проводился религиозный вечер молодежи по вопросу о закрытии одной из церквей под школу. Утром следующего дня толпа женщин в 200 человек направилась к домам тех учеников, которые выступали за закрытие церкви. Выбив окна и двери, толпа, достигшая 500 человек, направилась на квартиру учителя и разгромила ее. Вечером собралось 600 человек женщин и 50 человек мужчин. Разошлись только в 11 часов.[26]
16 января 1930 года в с. Ново-Томниково Алгасовского района за неуплату налогов была опечатана церковь. "Через 2 часа через набат собралась толпа женщин и мужчин в 400 человек, кричали бей комсомольцев и коммунистов. Ищите керосина, выжечь избу-читальню. Через 2 часа толпа разошлась. На место выбыли агенты УРО"[27], – сообщалось в сводке. 20-21 января волнения произошли в с. Павловка Инжавинского района. Уполномоченный РИКа Терзеев, узнав, что верующие не могут уплатить страховки, заставил вынести церковному совету постановлние об отказе от церкви и решил произвести изъятие колоколов. Собралось 150 женщин. Присутствовали крестьяне середняки-бедняки и обложенные по ст.28. К вечеру разошлись, оставив караулы. 21 января по колокольному звону вновь собралась толпа, но уже в 300 человек, где были и мужчины. Шли разговоры о хлебозаготовках, раскулачивании, коллективизации, "нас обобрали". Требовали Терзеева на расправу. После успокоения крестьян, местные власти стали проводить "разъяснительную работу" и выявлять зачинщиков. Терзеева отдали под суд, "ибо благодаря своей нетактичности им чуть не было создано настоящее восстание".[28] Из Шехманского района сообщали: "В настоящее время (4.02.30) выступление женщин и вообще мужчин притихли. Но их было достаточно. Началось с центра района с. Шехмани. Потом перешло в с. Озерки, одновременно вспыхнуло и в селах Щегловке, Яблоновце, откудова перекатилось в Тынково и Лосину-Луку. Так что видно кулаки и обиженные делали связь между селами и решили поднять население на восстание. Используя момент сбор семфонда и сплошную коллективизацию, это видно из того, что были распущены слухи и кривотолки, что в воскресение "на прощеный день" будет света конец".[29]
Все это не могло не вызвать серьезные опасения у местных властей. Своеобразным "головокружением от успехов" была секретная директива Окрика всем РИКам от 3 февраля 1930 года: "За последнее время в округе обнаружен ряд случаев чрезмерного увлечения РИКов и уполномоченных по закрытию церквей, снятию колоколов, предъявления жестких требований, а порой увеличения налогов на служителей религиозных культов. Подобного рода мероприятия считать неправильными [...] предупреждаем, что закрытием церквей и борьбой с религией занимаются специальные органы и организации не в ударном кампанейском порядке, а обычной повседневной работой".[30] 21 апреля 1930 года облисполком ЦЧО сообщал всем окрикам: "факт временного занятия молитвенного здания под ссыпку хлеба, ни в коем случае не может рассматриваться как закрытие церкви; необходимо категорически избегать формулировок, дающих возможность враждебным элементам говорить о какой-то новой политике Советской Власти ... делать это в порядке отмены незаконных действий нижестоящих органов".[31] Правда и здесь не обошлось без "перегибов". В отчете березовского райкома (с. 1-я Березовка) за 1930 год отмечалось: "В последнее время в связи с исправлением допущенных ошибок вопрос о коллективизации и ликвидации кулачества как класса массы выступили активно за открытие церквей. В одном из сел Долгое население не дало разбирать недостроенную церковь, которую думали перестроить в школу".[32]
Естественно, что в этом движении сказывалась и роль священства. В информационном письме по Троекуровскому району сообщалось: "Контрреволюционная работа церкви очень ярко бросается в глаза и наглядна, пожалуй исходным штабом антиколхозного движения является она, т.к. другие пути посторонних лиц более затруднительны, отсюда очень характерно очевидно исходят от научения сохранившихся священнослужителей, главным образом со стороны женщин, большого требования на открытие церквей и не столько церквей, а попов, т.е. расширить плацдарм своей работы, явно контрреволюционные действия, например такое: на территории Ивановской коммуны, нет попа, рядом в Ряжском районе в с. Салтыково имеется поп, при смерти одного старика и просьбе попа прибыть для совершения обряда последний отказался и передал, что он будет ездить делать обряды тогда, когда выйдут крестьяне из коммуны, так и не поехал, на почве чего уже среди женщин создалось брожение...".[33] В отчете Кирсановского РИКа за 1933 год сообщалось, что в период 1930-1933 гг. "в Поляковском с/с, при указании земли колхозу было массовое выступление (исключительно женщины). Массовое выступление было подготовлено местным попом и бывшим подпрапорщиком Подкидышевым. Женщины требовали, чтобы землю колхозам отвели там, где захотим мы. После разъяснения неправильных действий со стороны женщин, а затем ареста зачинщиков, настроение быстро изменилось в положительную сторону".[34] В с. Никитино Инжавинской волости крестьяне "подали Земельному Комитету заявление о выходе из тракторного колхоза, 67 индивидуальных заявлений и списком 99".[35] Причем инициаторами были женщины. При расследовании выяснилось, что "агитацией среди женщин занимался священник Архангельский Иван Николаевич и псаломщик Сиротинский, они писали женщинам заявление о выходе".[36]
Главными очагами, в которых велась "усиленная религиозная пропаганда" являлись также села: Пановы Кусты, Текино, Ивановка, Гавриловка. Причем не оставались в стороне и сектанты. Так, в с. Текино "местные сектанты установили связь с рядом других местностей и повели соответственную работу за сдачу хлеба дожидаясь падения власти, которая должна по их мнению со дня на день пасть".[37] В селах Пан. Кусты и Гавриловке имели место случаи "появления с работой баптистских проповедников".[38]
Для борьбы с "религиозной пропагандой" применялась "антирелигиозная пропаганда". Так, 12 января 1930 года зам. председателя райисполкома Пичаевского района просит известного Тамбовского агитатора Гейнриха прибыть в район. "Религия в нашем районе, – сообщает он, – еще до сих пор имеет свое отражение, в особенности в вопросах ликвидации неграмотности и коллективизации. А в отдельных селах, как в Васильеве баптисты и др. имеют большое влияние"[39].
Из всего вышесказанного видно, что нежелание вступать в колхозы на Тамбовщине было обусловлено во многом религиозным фактором. Активность женщин объясняется как их особой религиозностью, восприимчивостью к эсхатологическим ожиданиям, так и возросшей ролью в ведении хозяйства после всех перипетий "малой гражданской войны". Именно они стали во главе религиозного сопротивления коллективизации и атеизации в Тамбовской деревне.
Следует, однако, заметить, что тема религиозного сопротивления актуальна во все времена. И если в рассматриваемый нами период религиозное сопротивление тамбовского крестьянства коммунистической власти было вызвано стремлением последней уничтожить собственно религию, то в другие времена сопротивление касалось либо внешней формы, либо каких-то нововведений. Вспомнить хотя бы старообрядчество или так называемые "картофельные бунты", где одной из причин нежелания сажать картофель было убеждение, что картофель "плод сатанин", который зреет в земле. В настоящее время религиозное сопротивление также имеет место. Это и неприятие индивидуальных налоговых номеров, и неприятие новых российских паспортов, и страх перед новой переписью населения. Однако данная тема ждет еще своего исследования. Одно не подлежит сомнению: недоверие к государственной власти и поиск "подвоха" с ее стороны в отношении религиозной веры каждого гражданина во многом объясняется наследием советского периода.
(Религиозное сопротивление крестьянства коллективизации и атеизации на Тамбовщине в 1929-1930 гг. // Церковь и государство: XX век. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002.)
Примечания
[1] Статья подготовлена по материалам, собранным в архивах г. Тамбова Левиным О.Ю. и Просветовым Р.Ю.
[2] ЦДНИТО ф. 850, оп. 1, 114, л. 82. [3] Там же. [4] Там же. [5] ГАТО, ф. Р-659, оп. 8, д. 47, л. 5. [6] Там же. [7] Там же, л. 13. [8] Там же. [9] Это лишний раз подтверждает ту любовь и уважение среди односельчан, которой пользовался о. Петр. — Прим. Р.П. [10] ГАТО, ф. Р-659, оп. 8, д. 76, лл. 7-8. [11] Там же, л. 10. [12] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 150. [13] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 126. [14] ГАТО, ф. Р-659, оп. 5, д. 3, л. 137. [15] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 172. [16] ГАТО, ф. Р-659, оп. 8, д. 51, л. 5. [17] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 173. [18] Вероятно, что этому утверждению предшествовал вооруженный инцидент на советско-китайской границе, произошедший как раз в в 1929 г. – Прим. Р.П. [19] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 169, л. 13. [20] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 375, л. 35. [21] Там же. [22] ЦДНИТО, ф. 850, оп. 1, д. 182, л. 33. [23] Там же. [24] ЦДНИТО, ф. 835, оп. 1, д. 337, л. 32. [25] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 238. [26] ЦДИНТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 237. [27] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 242. [28] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 262. [29] ЦДНИТО, ф. 835, оп. 1, д. 377, л. 30. [30] ГАТО, ф. Р-2, оп. 1, д. 224, л. 2. [31] ГАТО, ф. Р-2, оп. 1, д. 224, л. 13. [32] ЦДНИТО, ф. 835, оп. 1, д. 445, л. 3. [33] ЦДНИТО, ф. 835, оп. 1, д. 377, л. 23. [34] ЦДНИТО, ф. 835, оп. 1, д. 344, л. 2. [35] ГАТО, ф. Р-659, оп. 8, д. 73, л. 19. [36] Там же. [37] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 19, л. 110. [38] Там же. [39] ЦДНИТО, ф. 855, оп. 1, д. 169, л. 7.