Память
В полевой медсанбат привезли новую партию тяжелораненых. Девятнадцатилетняя Дуся вместе с еще одной санитаркой снимают их с грузовика и на носилках носят в санитарную палатку. На машине остается только один раненый, когда из-за леса появляется немецкий самолет. Он сбрасывает бомбы. Дуся, почему-то оказавшись одна, бегает вокруг машины. Потом взбирается на нее и начинает подтягивать к краю безногого бойца. Тот неуклюже тяжел, Дуся все тянет и тянет его за полы шинели, а бомбы рвутся совсем рядом. Их осколки бьют по бортам грузовика, но не расщепляют их, а стучат и стучат...
От этого стука Евдокия Ильинична и просыпается. Она не сразу понимает, что правдоподобный военный кошмар - всего лишь сон.
Видения далекой военной поры беспокоят Евдокию Ильиничну не только во сне. И наяву память нет-нет, да и вернет в те суровые годы. Чаще всего вспоминается тот кусок дороги на польской земле, когда вместо санитарных носилок пришлось взять в руки гранату.
Красноармеец полевого медсанбата при 146 стрелковой дивизии Евдокия Васюнина и раньше не раз бралась за оружие. Но то была обычно винтовка. В этот раз их санитарную машину остановили польские бойцы и предупредили: продвигаться вперед нельзя. Немцы сделали прорыв, овладели участком дороги и в любой момент могут организовать нападение. Медсанбатовский майор приказал замаскировать машину и принять участие в обороне. Вот тогда-то и появились в руках девчат гранаты. Они залегли в укрытии, когда на дороге появилась еще одна машина с несколькими советскими солдатами. Польский боец остановил и ее, но у солдат оказалось срочное боевое задание. Шофер снова включил газ. Машина проехала всего несколько метров, и тут же раздался взрыв.
Дуся Васюнина уже третий год была на войне. За это время увидала столько крови и искалеченных человеческих тел, что, казалось, ничто уже не может потрясти ее. Но те солдаты у нее до сих пор стоят перед глазами. А руки до сих пор чувствуют холод гранаты, которую она отшвырнула, когда бросилась к машине, надеясь еще кого-то спасти...
В родную Сосновку, что в нескольких километрах от Марьинки, Дуся вернулась поседевшей. Первое время совсем не хотела говорить о войне. Уж потом, когда появились сыновья и дочки, стала рассказывать им, что довелось повидать и пережить. На словах выходило это бледно. Зато в ночных кошмарах память возвращала самые малые подробности. Будто снова лежит она на снегу, снова отдирает окровавленные бинты с солдатских ран, разрезает задубевшие сапоги с обмороженных ног и носит, носит носилки с горькой тяжелой ношей.
Проснувшись, Евдокия Ильинична заставляет себя думать о другом - о колхозных делах, которым отдала все послевоенные годы. Работала свинаркой и свекловичницей. Старалась не отстать от других, хотя семья в шесть человек требовала немалой заботы. Постепенно мысли переходят на детей, которые выросли и разлетелись в разные стороны. Но дом бережно хранит их присутствие. Особенно дорожит Евдокия Ильинична благодарственными письмами от командиров частей, где служили недавно Александр и Владимир. Как боялась она, что мирная их солдатская служба вдруг прервется не учебным - военным разрывом. Таким, как тот на польской земле...
Чтобы заглушить знакомую острую боль, Евдокия Ильинична до срока поднимается с постели, начинает хлопотать по дому. По какой-нибудь надобности она заглядывает в шкаф и натыкается на свои боевые медали - "3а освобождение Варшавы", "За взятие Берлина" (дошла-таки она до него), "За победу над Германией". При виде их в последнее время она вспоминает восьмилетнего внука. Как тот, приехав летом на каникулы, спросил ее:
- Баба, а кому достанутся медали, когда не будет тебя?
Евдокия Ильинична на минуту растерялась от этого не очень деликатного вопроса, а потом сказала:
- Тебе, Павлик, тебе.
А про себя подумала: "Чтоб помнил, что не всегда вот так ярко светило солнце и счастливо смеялись дети. Что была на свете Великая Отечественная война, и солдатами в ней были твои бабушка и дед. Береги их награды. А когда вырастешь, береги мир".
Март, 1978 г.
© Е.С. Уривская. Голову в почтении склоняя... Кирсанов, 2001 г.